Оникромос - Павел Матушек

как металлический цилиндр, по которому туда и обратно пробегает медленная электроволна, Друсс неторопливо прохаживался по вращающимся площадям. Никлумб и Дебе держались рядом. Они ничего не говорили, но внимательно следили за его действиями.

Внезапно Друсса охватила ярость. Он понял, что его действия бессмысленны. Он находился слишком близко к аэробашням, а потому видел только те из них, что висели над границей вращающихся площадей. Они заслонили собой почти весь обзор и не позволяли увидеть, что находилось дальше. Нужно было отойти, изменить перспективу. Друсс направился к стене, за которой открывалась великолепная панорама Океана Туманных Древ, и обернулся, только дотронувшись до ее поверхности. Его лицо просияло улыбкой. Площади, прилегающие к стене, были без навесов, и с них открывался прекрасный вид на покачивающиеся аэробашни. Одна из них особенно выделялась на фоне остальных. Огромная, явно превосходящая все по размерам и окруженная тесным кольцом узких колонн из шелестящей фольги. Ее вершина почти достигала медузообразных платформ, чьи растопыренные во все стороны подвижные щупальца сияли и переливались невероятной гаммой оттенков. По форме и размеру она могла быть тем самым крупным объектом на схеме в инструкции.

Теперь нужно было найти правильную точку наблюдения.

Лавируя между движущимися одивалями, Друсс прошел восемь площадей, пока наконец не добрался до той, которую искал, и пока большая аэробашня не оказалась в правильном положении – за четырьмя меньшими. Здесь он встретил всего двух одивалей, не очень крупных. Один напоминал темно-коричневый клубок, смотанный из тонкого мохнатого шнура, – он доходил Друссу до пояса, а другой оказался еще меньше и напоминал черный пористый комок резины.

Друсс развернул медно-кинематическую графику, чтобы убедиться, что хорошо все запомнил. Всё так, ошибок не было. Черный одиваль был первой точкой отсчета. Он был обозначен на схеме квадратом.

– Ты начинаешь, Никлумб, – сказал Друсс.

– Что мне делать?

– Держись поближе к этому черному одивалю. Ты должен идти рядом с ним, вровень с ним, ни быстрее, ни медленнее.

– И это все?

Никлумб не выглядел ни разочарованным, ни взволнованным, скорее усталым, как будто делал это уже много раз. То ли он играл свою роль, то ли здесь было нечто другое, чего Друсс не мог понять.

– Разве это не то, чего ты ожидал? – спросил он недоуменно.

– Сам не знаю. Я думал, здесь будет какая-то машина, которую нужно запустить, или что-то в этом роде.

Друсс фыркнул.

– Это смешно, машина требует машину?!

Наступила неловкая пауза. Только спустя некоторое время ее прервал Никлумб.

– Продолжай, – тихо буркнул он.

Неприятный холодок пробежал по телу Друсса. Он почувствовал, что упустил нечто важное, но понятия не имел, что это было.

– Ну, хорошо… – сдавленно произнес он. – Не уходи отсюда, пока я не позову тебя.

– Да-да, конечно.

Друсс посмотрел на большую аэробашню и четыре поменьше рядом с ней. Вместе они образовывали систему с абсолютно безупречной симметрией, и казалось, даже их колебания – это непрекращающийся поиск окончательной, идеальной формы. Он заставил себя оторвать взгляд и с легким замешательством в голове вновь заглянул в графику.

– Теперь налево, к площади с одним красным одивалем. Давай, Деби.

– Ты уверен? – осторожно спросил рифленый шланг.

– Посмотрим, – проворчал Друсс и раздраженно двинулся вперед.

Друсс не понимал, что с ним происходит. Внезапно он начал терять контроль над эмоциями. У него возникло искушение рассказать фрухам, что он о них думает. Он подбежал, перескочил на следующую площадь и оглянулся. Дебе полз за ним следом, но держался на расстоянии. И хорошо. Друсс задумался. Ему нужно молчать и скрывать свои истинные намерения, ведь только так он сможет их победить. Друсс понимал, что это единственный выход, но рассудок не мог справиться с яростным натиском эмоций. В итоге он сумел как-то собраться и сосредоточиться на поиске второй точки отсчета. Хотя это и стоило ему немалых усилий, его не покидало неприятное ощущение, что при этом придется отказаться от части себя, от подлинных, глубоких предчувствий, желающих передать ему что-то очень важное, но ими пришлось пожертвовать, чтобы восстановить концентрированный поток внимания и непрерывность последовательных шагов к намеченной цели.

Он вошел в колею текущих задач и почти сразу заметил крупного красного одиваля, собранного из множества мелких медных пластин, мягко наслаивавшихся друг на друга. Он двигался с частым металлическим перестуком. На схеме этот одиваль был обозначен толстой волнистой чертой. Друсс поравнялся с ним и немного подождал.

– Оставайся здесь, – объявил он, когда Дебе его догнал. – И делай то же, что и Никлумб.

– Сработает?

– Должно каким-то образом.

– Каким?

– Заметным. Не сомневайся.

Друссу не хотелось отвечать на последующие вопросы Дебе, и он пытался придумать какую-нибудь резкую, возможно даже агрессивную реплику, которая заставит его замолчать, но рифленый шланг избавил его от этих усилий и сам умолк. Друсс облегченно вздохнул и оставил Дебе на площади. Направляясь к большой аэробашне, он не стал проверять, послушно ли Дебе выполняет его команду. Это было излишним. Друсс был уверен, что, несмотря ни на что, фрух будет делать то, что следует.

Инструкция привела его к вращающейся площади, расположенной ближе всего к большой аэробашне. Отсюда можно было попасть в район подвижных минаретов двумя путями – через ажурный крытый мостик либо прыжками по вершинам широких пилонов. Минаретов было пять, но Друсса интересовал только третий. На его гладкой темно-серой поверхности был выгравирован знак маленького человечка.

Это здесь.

Он обернулся и кинул взгляд на красного одиваля и сопровождавшего его Дебе. Это было легко, но ему также нужно было увидеть Никлумба с его черным одивалем, а их заслоняли площади, полные движущихся объектов, а те, в свою очередь, то и дело пропадали из виду, скрытые столбами и опорами, державшими установленный сверху купол. Это уже, само по себе, оказалось довольно сложным, но когда Друссу наконец удалось это сделать, он осознал, что следующая указанная в инструкции подсказка может и вовсе показаться абсурдной. Вернее, самой абсурдной из всех подсказок. Однако в ее невозможной странности таилось нечто приемлемое, вероятное и парадоксально осуществимое. Друсс беспомощно дрейфовал между этими крайностями и нигде не мог закрепить свое понимание. Тем не менее, движимый привычной, безрассудной силой импульса, он примерился к тому, что ему предстояло сделать. Черный одиваль находился с левой стороны на большом удалении, а красный двигался намного ближе, сразу за тремя вращающимися площадями. А Друссу, не сходя с того места, где он стоял, нужно было взглянуть на них так, чтобы меньший одиваль наложился на больший.

Это было абсолютно невозможно.

Инструкция, запечатленная в сознании Друсса, и медно-кинематическая графика не объясняли, как это сделать.