Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА - Дэвид Ритц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нашей культуре, где все привыкли одеваться неформально, решение облачиться в костюм – в нужное время и в нужном месте – может стать удачным ходом.
Sheryl Swoopes / Шерил Свупс
см. Rubber Band; WNBA
T
Tattoos · Technical Foul · John Thompson · Tough Guys · Trash Talk
Tattoos / Татуировки
Мне нравится забиваться. Процесс кастомизации своего тела с помощью искусства и слов мне кажется очень привлекательным.
Уважуха AI за то, что начал эту манию. Он был тем, кто стремился выразить свою индивидуальность всеми способами. И к черту то, что там подумает мир. Деннис Родман был еще одним пионером. Червяк пошел гораздо дальше. Помимо татух, он был проколот всюду: от носа и губ до пупка. Чертила красил свои волосы во все цвета радуги и любил ходить на вечеринки в платьях и топиках. Красавчик. Вперед, ломайте стереотипы.
Для меня татухи символизируют то, что нами никто не владеет. Наши тела принадлежат нам. Это наша кожа, и мы будем красить ее так, как захотим. Респект типам вроде Криса Андерсена, которые конкретно жестили. У него на шее здоровая цветная татуха с надписью «Free Bird». Он говорит, что это название песни Lynyrd Skynyrd, но я вижу в ней метафору того, что все мы вольные птицы.
Мои чернила пропитались глубокими смыслами для меня:
«Rest in Peace MS2», разумеется, обращено к Малику Сили и его номеру.
«21» – это номер Малика, под которым он играл за «Сент-Джонс», мой номер в Молдине и число лет, проведенных мной в лиге.
Другие говорят сами за себя: «Only God can judge me» – «Только Бог может судить меня».
«Blood Sweat and Tears» – «Кровь, Пот и Слезы».
«Sky’s the Limit» – «Нет предела возможностям».
«Ashley» – в честь сестренки.
Дракон.
Скорпион.
Трофей Ларри О’Брауна, который я выиграл с «Бостоном».
Расписывание своего тела – продолжительный арт-проект. Возможно, и больше сделаю. Я позволю течению жизни решать, что я захочу почтить в памяти.
Это прекрасный ритуал. Боль – его часть. Если ты веришь во что-то достаточно глубоко, ты стерпишь боль, чтобы отпечатать это на своем теле. Это акт аффирмации. Новые татуировки придают мне новых сил. Они также подтверждают тот факт, что, пока идет эволюция моих разума и души, я могу отражать эту эволюцию на своей коже. Ничто не статично. Все растет. Все меняется и перестраивается. Изменения и перестройки придают жизни свежее прочтение.
Technical Foul / Технический фол
см. Rasheed Wallace
John Thompson / Джон Томпсон
После увольнения Флипа, когда «Ти-Вулвз» были в низшей точке падения, Джон Томпсон поймал меня после игры, чтобы взять телеинтервью. Поймите вот что: я любил Джона. Как практически каждый брат, игравший в баскет, я смотрел на него, как на отца. Его тренерские успехи в «Джорджтауне»; пестование таких игроков, как Аллен Айверсон, Патрик Юинг, Алонзо Моурнинг и Дикембе Мутомбо; он стал первым черным главным тренером, выигравшим титул NCAA; то, как он подменял Билла Расселла в «Селтикс» 1960-х, будучи игроком NBA, – все в пути Биг Эйса источало успех.
Джон был крупным человеком – 2,08, 120 кило – внушительная личность от макушки до пят. И хотя интервью было последним, чего я желал в тот момент – особенно в свете ухода Флипа, – Джону Томпсону я бы никогда не смог отказать. Вот насколько сильно я его уважал.
Он начал со слов о том, что не ждет от меня политкорректности. Без проблем. Я знаменит не политкорректностью. Джон сказал, что хочет прямых ответов. Что я чувствую по поводу Флипа? Я сказал, что Флип из тех тренеров, что близки с игроками. Я не мог ничего плохого сказать о Флипе. Правда в том, что мои партнеры и я стену бы прошибли ради Флипа. Флипу нравилось то, как я бунтовал против правил, касавшихся скаутских отчетов. Команда штрафовала тебя, если ты не возвращал отчеты. Я платил штрафы вперед, потому что никогда не возвращал отчеты; я никогда не переставал их изучать. У Флипа был такой же менталитет. А еще он был ярым фанатом видео. Когда мы начинали смотреть записи игр с Флипом, мы могли просидеть часами, отсматривая каждое движение. У Флипа был глаз тренера, поэтому он видел то, чего не видел я. Флип был своим мужиком, но Флипа больше не было, и прямо сейчас мне просто нужно сосредоточиться на том, кто сидит напротив.
«Насколько ты потрепан, Кевин?» – спросил он.
«Потрепан, Джон».
«Тебя опекают вдвоем, втроем. Тебя хватают. Тебя удерживают. Дай мне честную оценку. Каково состояние твоего здоровья сейчас?»
«Я там, – сказал я. – Забинтованный каждую игру. Побит, больно…»
«Ты играешь жестко. Ты всегда играешь жестко. Что движет тобой?»
«То, что я проигрываю. Я проигрываю…»
Я пытался сдержать слезы, но без толку.
«Это слезы боли», – сказал я.
«Слезы гордости», – сказал Джон.
«Много гордости. И она съедает меня».
«Кевин, лично я считаю, что ты играешь так же хорошо, как и в прошлом году».
«Это не гольф. Это не теннис. Дело не во мне. Дело в нас. Дело не в том, что делаю я. Очевидно, что этого недостаточно. Мне неприятно, что я в таком виде перед тобой сейчас, мужик».
Слезы все текли.
«Нет, – сказал Биг Эйс. – Я уважаю тебя за то, что ты показываешь эти эмоции. Я не стану меньше уважать тебя, ни вот на столько… ты взвалил груз этой команды на свои плечи, не так ли? Ты берешь на себя всю ответственность за это?»
«У меня нет выбора… Мне не нравится показывать эмоции, мужик, потому что это делает тебя уязвимым. Врубаешься?»
«Кевин, ты думаешь, что то, что ты показываешь сейчас, – признак слабости?»
У меня слишком сперло глотку, чтобы я мог ответить.
«Это сила, – сказал Джон. – Ты и я сейчас могли бы в драку ввязаться. Ты показываешь силу. Она и делает тебя таким живительным, как по мне».
«Я не хочу выглядеть так, Джон. Я сильный чувак. Люди, которые это смотрят… я не хочу, чтобы они считали меня слабым. Но я много отдаю. И не потому, что мне приходится. Посмотри на меня. Я вышел таким из утробы матери. Такой я человек. В баскетбол не играют,
