История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Кажется естественным, что булгары решили построить свой первый настоящий город вблизи главной святыни языческих времен, тем более, что «священные родники» почитаются российскими мусульманами и сегодня. А. Халиков и его ученики предполагают, что в строительстве города могли участвовать профессиональные строители из Хорасана, Нишапура, Мерва и Хорезма, прибывшие вместе с халифским посольством, которое первоначально насчитывало до 5000 человек[272]. Однако, учитывая незадачливую судьбу самого посольства и метафорическую вольность арабских источников в обращении с цифрами, мы не можем с какой-либо уверенностью сказать, что в закладке Великого города, если она действительно произошла уже в 922 году, принимали участие мусульманские зодчие. К тому же в этом, кажется, и не было прямой необходимости, поскольку изначальная планировка города близка к планировке первых городов Дунайской Болгарии, а именно, городов Плиска и Преслава, в закладке и планировке которых мусульманское зодчество не играло, видимо, никакой роли. Принцип планировки булгарских городов, принимавший во внимание естественные природные укрепления, состоял в том, что города обносились кольцевой обороной, подобно стоянкам кочевников, хотя и имели несколько типов.

Великий город, крупнейший из булгарских городов, состоял из цитадели, внутреннего города, внешнего города и посада, тогда как другие булгарские города, центры полунезависимых феодальных княжеств, порою делились только на цитадель и собственно город, а порой представляли собой только мощные пограничные крепости без внутреннего членения на город и цитадель.

Как бы то ни было, города Волжской Булгарии развивались поистине стремительно, и очевидно, что на последующих этапах их развития уже сказывались принципы и приемы мусульманского зодчества, заносимые из Средней Азии. Взлет урбанизации Волжской Булгарии в X веке даже весьма скрупулезная и осторожная в оценках лейденская «Энциклопедия ислама» называет «огромным прогрессом», и действительно, к концу X – началу XI века в Волжской Булгарии насчитывалось уже до 150 городищ, число которых с учетом присоединяемых буртасских земель доходило до 200. Среди крупных городов X века археологи выделяют сам Великий город Биляр, а также центры племенных феодальных княжеств Сувар, Ошель и Буртас.

Чем же объясняется столько бурная и стремительная урбанизация Волжской Булгарии? Думается, что основными экономическими и политическими предпосылками к этому были исчезновение хазарской дани, освобождение торговых путей и последующий расцвет булгарской торговли и ремесел, но не только это. Несмотря на остатки племенного деления, сказывавшиеся в существовании отдельных княжеств в период перехода волжских булгар от родоплеменного к феодальному обществу, принятие ислама стало для них широкой платформой созидания общей культуры и общего мировоззрения. И это мировоззрение, будучи исламским, было еще и тюркским, тогда как во всем исламском мире тюркский фактор становился все более значимым и определяющим.

Аббасидский Халифат со второй половины X века практически управлялся тюрками, которые в мире ислама начинали играть такую же определяющую культурную роль, как ранее арабы и персы. Мы уже знаем, что войска аббасидских халифов состояли в основном из тюрков Великой степи и Средней Азии, в среду которых все шире и глубже проникали учение и культура ислама. Если Аббасидский Халифат клонился к своему полному политическому упадку, позволяя себе нарушать исламские предписания, как в вопросах власти, так и в частом предпочтении материального – духовному, то в тюркской среде, живущей законами патриархального общества и еще чуждой соблазнам и искушениям городской культуры, ислам по-прежнему воспринимался как руководство к действию. В конце концов, этот чуждый арабской изнеженности тюркский дух с его предельно ясным пониманием справедливости восторжествовал в исламском мире, и с середины XI века история ислама стала во многом историей тюрков. Бесспорно, что тюрки действительно восстановили могущество Халифата после упадочного правления последних Аббасидских халифов.

Надо сказать, что восприятие этой тюркской мусульманской истории, несмотря на усилия Л. Н. Гумилева и других русских историков, остается в России и на Западе чрезвычайно однобоким. Военные победы тюрков, продолжавшиеся в течение нескольких веков, а также падение Византии от рук турок застят глаза даже самым беспристрастным исследователям. Тюркская история предстает в русских и западных описаниях едва ли не историей сплошных войн и завоеваний без учета того, что в средние века война была главным и едва ли не самым почетным занятием государей не только Востока, но и Запада. Частичную разгадку этой не слишком справедливой исторической оценки можно извлечь, например, из труда Герберта Уэллса «Очерк всеобщей истории», где о тюрках в исламе говорится так:

«Теперь они были мусульманами, и мусульманами примитивного типа, которых (первый халиф) Абу Бекр зазывал бы в ислам. Они возродили ислам с огромным воодушевлением и вновь обратили внимание мусульманского мира на религиозную войну с христианами. После великих завоеваний и упадка династии Омеййядов между двумя религиями было установлено нечто вроде перемирия. Военные действия, котрые шли между христианством и исламом в этот период, были скорее похожи на отдельные стычки, чем постоянную войну. Только в XI веке эти стычки переросли в отчаянную и фанатическую борьбу[273]».

Исторической справедливости ради стоит отметить, что в XI веке именно христианский мир начал эпоху религиозной войны и Крестовых походов. Столкновение мусульманского и христианского миров в XI веке назрело в силу не религиозных, но экономических и политических причин. Экономическое господство мусульманских государств над торговыми путями было практически абсолютным, и Крестовые походы, при всем их религиозном духе, были, по сути, войнами за Средиземное море, главное торговое море тогдашнего мира.

В период, который мы сейчас рассматриваем, в мусульманском и христианском мире произошли не только количественные, но и качественные изменения, которые в итоге и привели к столкновению времен Крестовых походов. Еще в начале X века, при всей внутренней слабости халифской власти, в мире не было христианских государств, способных бросить вызов военной силе и культурному могуществу Аббасидского Халифата. Великая франко-германская империя, впервые созданная основателем династии Меровингов Кловисом (481–511), и затем, спустя двести лет, возрожденная Карлом Великим, вновь распалась на части. Эта империя страдала не столько от экономического и военного превосходства мусульманской Испании, сколько от набегов викингов и нападений венгров, которые в то время разоряли германские земли короля Генриха Птичника, а также земли западных славян и чехов.

Истерзанный распрями собственных нобилей Рим времен понтификата Иоанна X все больше слабел, терпя удары мусульманского флота и византийской армии под началом узурпатора трона Романа Лекапина, пока подлинный император Константин Флавий Багрянородный писал свои трактаты об управлении государством и царских церемониях византийского императорского дома.

Византия, хоть и оставаясь одной из двух сверхдержав в регионе, должна была платить дань венграм и отражать набеги северных русов; кроме того, постоянно иметь в виду дунайских болгар, которые хоть и приняли крещение совсем недавно, уже успели отделить свою церковь и от Рима, и от Константинополя, продолжая во внешних делах традиции своих предков, булгар Аспаруха, которые вступили в единоборство с Византией, едва успев прийти на берега Дуная.

Однако через сто лет положение было уже другим. Если в лоно ислама за это время вошла новая сила, тюрки, то в лоно христианства вошли многие бывшие враги Византии и западных государств – славяне, венгры и викинги, что ослабило внутреннюю напряженность и внутренние распри христианского мира. В то же самое время распад Халифата и мусульманские междоусобицы окончательно расшатали тот идеал справедливого мироустройства, с которым изначально строился мир ислама.

«Закрытие дверей ижтихада» – фактический запрет на самостоятельный рационалистический подход к осмыслению исламского Откровения, в середине XI века стал самым знаменательным показателем неспособности правящих светских и религиозных кругов Халифата справиться с практическими проблемами времени.

Однако если арабский Халифат доживал свои последние десятилетия, то новые государства Средней Азии и Поволжья неуклонно шли к своему расцвету, решая именно насущные и практические, а не теологические и схоластические задачи. И помогал им в этом изначальный созидательный дух ислама как Истины, в которую северные мусульмане уверовали со всей страстью и влюбленностью новообращенных тюрков, не отказавшихся с принятием ислама и от самых прекрасных черт своей древней культуры. Об этом свидетельствует хотя бы поэзия тюрков того времени, представленная в собрании Махмуда Кашгари, где именно в эту эпоху, наряду с традиционным воспеванием военных подвигов и красот природы, в народное мировоззрение проникают исламские нравоучения, основой которых являются стремление к добродетели, мудрости и знанию: