Старчество на Руси - Монахиня Игнатия

Монахиня Игнатия

Старчество на Руси

Книга «Старчество на Руси» и ее автор

«Подобни мне бывайте, якоже аз Христу», – призывал апостол Павел коринфян (1 Кор 4:16). Многие проповедники последующих времен вторили ему, убеждая своих современников подражать тем, кто своею жизнью был «похож на Господа». Слова и поступки этих людей бережно сохранялись свидетелями их доброты и мудрости. Но последующие поколения уже с трудом различали свет, исходивший от их лиц, их слова застывали, становились безжизненными. Чтобы голоса прошлого зазвучали с былой силой, необходимо в настоящем встретить человека, который бы «говорил со властию». Для автора этой книги, монахини Игнатии, слова Отцов стали живыми и действенными в руководстве старцев начала века. Это руководство поддерживало ее и многих других тайных и явных подвижников в годы гонений, питало их в любых обстоятельствах живою водою Духа.

Монахиня Игнатия родилась в Москве в семье железнодорожного служащего 19 января (1 февраля) 1903 года, в день памяти преподобного Макария Египетского. В 1920 году, закончив школу, она поступила в 1 МГУ на естественное отделение физико-математического факультета, а затем, после организации в 1923 г. биологического отделения, продолжила обучение там. В феврале 1924 года она пришла на говение перед своим днем Ангела в Высоко-Петровский монастырь и неожиданно для себя нашла здесь духовное пристанище, определившее ее жизненный путь.

Высоко-Петровский монастырь в это время был одним из центров церковной жизни Москвы. Его настоятелем был епископ (позднее – архиепископ) Варфоломей (Ремов; †1935), духовный сын схиигумена Германа(Гомзина; †1923), последнего настоятеля Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, находящейся к северу от Москвы на железнодорожной станции Арсаки. После долгих лет запустения монашеская жизнь была возобновлена в Зосимовой пустыни в конце XIX в. Отец Герман, назначенный строителем пустыни в 1897 г., видел цель монашества прежде всего в созидании внутреннего человека по образу Христа. К этой цели были направлены все его усилия как настоятеля. Отец Герман учреждает в пустыни старческое окормление братии, наличие которого он считал необходимым условием здоровой духовной жизни. Он сам стал первым старцем-наставником монашествующих, сделавшись для них не столько начальником, сколько отцом.

Сам отец Герман был духовным сыном иеросхимонаха Александра (Стрыгина; ††1878), старца-затворника Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры. Отец Александр вместе с преподобным Амвросием Оптинским был учеником преподобного старца Леонида Оптинского. Оптинские воспитанники всю жизнь поддерживали между собой духовную связь: преподобный Амвросий иногда отправлял своих чад за наставлением к отцу Александру. Таким образом, по линии духовного родства зосимовские иноки были прямыми потомками оптинских старцев, а с обителью преподобного Сергия были связаны не только административными – пустынь была приписана к Лавре, – но и теснейшими духовными узами. Позднее вместе с отцом Германом братию и обращавшихся к нему мирян окормлял старец иеросхимонах Алексий (Соловьев; ††1928). Именно он при избрании Патриарха на Поместном Соборе 1917–1918 гг. вынул жребий, указавший на святителя Тихона.

Богатые духовные традиции, глубокий молитвенный настрой богослужения и главное – старческое руководство, – все это привлекало внимание к Зосимовой пустыни. В начале века ее известность могла сравниться с известностью самой Оптиной в ее лучшие годы. Более чем за 20 лет своего руководства обителью отец Герман вырастил учеников, которые уже сами могли принять на себя подвиг старчества. Именно они по благословению старца Алексия перебрались после смерти отца Германа и закрытия пустыни в 1923 г. в Высоко-Петровский монастырь.

Этим переходом зосимовские иноки сменили свою лесную пустыню на пустыню духовную. В столицу богоборческого государства в те тяжелейшие для Церкви годы зосимовцы пришли с благовестием о неложных путях богопознания и духовной жизни. Они принесли сюда плоды своих пустыннических трудов: животворящий навык молитвы и укрепляющее слово старцев. Ощущая краткость отпущенных им дней, они не скрыли этот благодатный родник, но предложили напитаться от него всем жаждущим. Такое самораскрытие монашества и старчества миру, приношение в дар ему самых драгоценных плодов подвижничества, было нервом и главной особенностью бытия Высоко-Петровского монастыря в то время. Теперь, с расстояния прошедших лет, мы можем увидеть в этом особый Промысел Божий.

Покинув стены родного монастыря, зосимовцы считали, что, несмотря на жесточайшие гонения, монашество не должно угаснуть. Свои главные усилия они направляли именно на поддержание традиции духовной жизни. Молитва, исповедание помыслов учеником и подвиг внутреннего послушания – вот основа монашества, которую они во что бы то ни стало стремились сохранить. Епископ Варфоломей воссоздает в Высоко-Петровском монастыре зосимовское богослужение и заботливо оберегает старческое делание пришедших сюда отцов. Среди них был один из ближайших учеников отца Германа иеромонах Агафон, в схиме – Игнатий (Лебедев; ††1938). Его духовной дочерью и стала будущая монахиня Игнатия. Епископ Варфоломей возвел отца Агафона в сан архимандрита и назначил его своим наместником. Он, вместе с самим Владыкой, сыграл ключевую роль в созидании духовного братства на новом месте.

Братия монастыря незаметно для большинства молящихся пополнялась иноками и инокинями, – юношами и девушками, постригаемыми уже тайно. Они оставались на своей мирской, «советской» работе или учебе, что входило в их монашеское послушание, и одновременно под руководством старцев постигали основы духовной жизни. Так, по выражению самой монахини Игнатии, Высоко-Петровский монастырь стал «пустыней в столице»1.

Монахиня Игнатия, будучи духовной дочерью отца Агафона, приняла постриг в конце двадцатых годов. В 1926 г. она закончила университет и вскоре стала крупнейшим специалистом в области лечения туберкулеза. На долгие годы научно-исследовательская деятельность, понимаемая как послушание, подобное монастырскому, стала составной частью ее монашеского делания. К началу 1980-х годов, когда она закончила свою профессиональную деятельность, ей принадлежало несколько крупных теоретических трудов в разных областях медицины, она была удостоена звания профессора и вырастила не одно поколение исследователей. Все это время монахиня Игнатия находила силы, время и мужество работать для Церкви. Ею написаны статьи по православной гимнографии2, а также службы некоторым новопрославленным святым. Часть из них вошла в богослужебный обиход Русской Церкви. Кроме этого, начиная с 1940-х годов она писала заметки, которые складывались в большие и малые книги, – писала без надежды на публикацию, «в стол», для себя.

В 1987–1990 годах, когда в стране праздновался юбилей 1000-летия Крещения Руси, многолетние размышления монахини Игнатии о том типе наставничества, который сформировал ее внутреннего человека, сложились в книгу «Старчество на Руси». Это было не первое обращение монахини Игнатии к этой теме. В 1949 году ею была написана книга «Слово о старчестве»3. Тогда она рассматривала духовное руководство как раскрытие Божиего замысла о человеке и писала о судьбах «этого откровения» в древности в пустынях Египта и Палестины, в недавнем прошлом в обителях России и в наши дни. Теперь же ее размышления сосредоточились на судьбах отечественных подвижников и их наследии. Первая часть «Старчества на Руси» – очерки из истории русского старчества. Их предваряет глава «Основы старчества», в которой описывается «механизм» духовного руководства. Во второй части монахиня Игнатия обращается к личностям старцев, которые встают перед ней со страниц их писем.

«Старчество на Руси» – это не исследование историка и не сборник житий, хотя на страницах этой книги присутствуют элементы исторического и житийного повествований. Это прежде всего плод многолетнего слышания старческого слова, углубленного внимания ему. Многочисленные цитаты из писаний старцев, включенные автором в повествование, во многом определяют стиль этой книги.

Бережное отношение к слову Отцов объясняется естественным благоговением подвижника перед теми, на чьих лицах отразился свет Христова Царства; оно было свойственно православному монашеству с момента его возникновения. К самому Священному Писанию древние иноки обращались как к слову великих святых: пророков Моисея, Илии, Иоанна Предтечи, – и Самого Господа4. Чтение Писания осознавалось как специфический подвиг, суть которого по-гречески обозначили понятием μελ τη (‘размышление, попечение, упражнение, радение’;лат. meditatio), означающимделание, в котором сливаются чтение, размышление, молитва и созерцание5. Поучаясь в словах Писания (Пс 1:2), монашествующие первых веков ежедневно на соборной и келейной молитве прочитывали значительные отрывки из него, произнося их речитативом вслух, что органично перерастало собственно в молитву6. Вероятно, с первых дней возникновения монашеских общин предметом аналогичного молитвенного размышлении (но, может быть, без обязательного ежедневного чтения) стали и речения Отцов, которые «рассматривались так же, как Слово Божие, органическое продолжение Священного Писания»7, поскольку, как свидетельствует преподобный Варсонофий Великий, «Бог чрез Божественное Писание и чрез Отцов указал нам путь спасения».