Ничто. Остров и демоны - Кармен Лафорет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе-то какое дело до того, поеду я или нет? — огрызалась Марта.
Пино не знала, какое ей дело. Во всяком случае, она не могла это объяснить. На такие вопросы она никогда не отвечала, только сыпала оскорблениями. А видя, что ее слова не попадают в цель, что Марта выслушивает их совершенно спокойно, она окончательно выходила из себя.
В один из вечеров перебранки надоели Хосе. Он сложил газету, за которой обычно укрывался от женщин.
— Интересно, оставят меня когда-нибудь в покое с этими идиотскими разговорами? Никуда ты отсюда не уедешь! И думать об этом забудь! Поняла? Когда окончишь свою проклятую школу, останешься здесь, будешь сидеть дома, взаперти. Хватит, нагулялась… Ты должна помогать Пино ухаживать за твоей матерью. И пока она жива, ты слышишь меня, пока она жива, никто из нас троих не уедет отсюда.
Конец его речи был обращен и к Пино, которая ответила на нее презрительным и вызывающим взглядом. В последнее время она перестала следить за своей одеждой. Проводила целые дни в халате и шлепанцах. После обеда; часто лежала в постели вплоть до возвращения Хосе. Но Хосе, казалось, не обращал на это внимания.
Марте отказ брата уже не представлялся окончательным. Сама жизнь становилась на ее сторону. Быстрый глубокий поток нес ее в будущее, и она бездумно отдавалась его течению. Ей не верилось, что ее судьбой станут долгие годы безмятежной жизни, замкнутой узким домашним кругом. Правда, с детских лет удел Марты казался предопределенным: сначала — тихая жизнь в родной семье, затем создание собственной семьи, в лоне которой ее ожидала все та же тихая, покорная, скрытая от внешнего мира жизнь. Но раз теперь это представлялось ей уже невозможным, значит, что-то очень могущественное толкало ее к иному будущему. Она не выражала свои мысли именно в таких словах. Но почему же тогда разговоры брата и Пино, беготня прислуги, лай собак по ночам, все, происходящее вокруг, казалось ей как бы нереальным, отошедшим в далекое прошлое?
Наконец наступило полнолуние. Луна с вышины завладела всем островом. Шагая по дороге, девочка жадно глядела на ночное светило. Ее мысли текли в такт легкому похрустыванию сандалий по щебню. Мысли одинаковые, однообразные, как звенья четок. Собственно, даже не мысли… Желания, образы. Если Марта остановится, эти чуть смешные образы, эти желания запрыгают, затанцуют вокруг нее, как ее козлоногие демоны.
В тот вечер Марта застала дома переполох. Тереса заболела. Она простудилась, и домашние подозревали, что Висента, желая вылечить ее, дала ей какое-то свое снадобье. У Тересы началась рвота, сопровождавшаяся обильным потом и обмороком. Махорера же говорила, что это Пино ошиблась лекарством… Услышав ее слова, Пино устроила истерику. Приехал доктор дон Хуан. И еще одна особа, которую Хосе принимал без большой радости, — экономка дона Хуана, мать Пино.
Все были в плохом настроении. Один только дон Хуан держался спокойно, как всегда, и, как всегда, глаза его смотрели задумчиво, а руки распространяли запах камфарного спирта.
Снова Мартой овладело странное чувство: ей казалось, что все это уже было, было давно и давно отошло в прошлое: и эта суматоха, и эти лица, и эти споры… Она укрылась в своей комнате и там забыла обо всем, но скоро к ней постучали. Это была Висента. Она вошла и закрыла за собой дверь. Марта одиноко стояла у окна в свете луны.
— Это приносит несчастье.
— Что?
— Так смотреть на луну.
— Хорошо, что тебе нужно?
— Ты должна остерегаться.
— Луны?
— Нет, не луны! Людей… Пино мечется, как угорелая кошка. Хочет выгнать меня. Только зря старается. Я от твоей матери никуда не уйду. А тебе пора открыть глаза.
Махорера стояла в сиянии, падавшем из окна. Марта — спиной к свету, волосы ее блестели, а лицо было в тени.
— Не болтай глупостей, Висента. Что тебе надо?
— Мне ничего не надо, я хочу только предупредить тебя. Ты уже большая, ты должна занять в доме свое место. Смотреть за всем, требовать отчета в том, что тебе принадлежит… И как только сможешь, выгнать их.
Марта рассердилась. Зачем ей вмешиваться в мелочные, дурацкие расчеты.
— Оставь меня в покое с твоими баснями!.. Мне надо учиться. Уходи! Слышишь? Уходи!
С полминуты Висента стояла не шевелясь. Потом достала платок из кармана юбки и громко высморкалась, точно сплюнула. Повернулась и ушла. Марта тут же забыла о ней.
Домашний мир. Для Марты эти люди были где-то далеко-далеко. Она слышала их беготню, их разговоры, которые только утомляли, ее. Выполняя свой долг, она зашла к матери. Тереса лежала в кровати, рядом сидела махорера. Невозможно было сказать, спит Тереса или нет. Глаза закрыты, дыхание слабое и неровное. Больно было смотреть на нее, такую бледную, с криво подстриженными волосами. Марта долго глядела на мать, но так и не наклонилась, чтобы поцеловать ее. В душе девочки не пробудилось ни волнения, ни скорби. Эта женщина тоже ничего для нее не значила. Несколько минут она стояла, моргая, стараясь побороть эти мысли. Махорера смотрела на нее. Марта, сама того не замечая, пожала плечами и вышла из комнаты.
На следующий день она узнала, что Пабло вернулся в Лас-Пальмас. Доктор дон Хуан, ночевавший в усадьбе, рассказывал за завтраком о своем визите, который два дня назад нанес мадридским Камино.
— И позволь, сынок, дать тебе один совет, — говорил он Хосе, — тебе надо бы иногда возить Пино к твоему дяде. Даниэль говорит, что он постоянно приглашает вас к себе. У них бывает весело. Пино необходимо развлечься… Это советует тебе старый врач.
— Вот что, дон Хуан, я сам знаю, что мне делать со своей женой, ясно?
— Не кипятись, сынок, не кипятись.
Дон Хуан, грузный, печальный, застыл перед чашкой кофе с молоком.
— Крестный, — спросила Марта, — а там было много народа?
— Нет… Этот хромой мальчик, художник, про которого говорят, что он очень талантлив, и еще…
Марта даже не задумалась, отчего Пабло не известил ее, как обещал, что вернулся из Тамадабы. Может быть, он оставил записку у дяди, а там забыли ее передать. Дон Хуан все еще говорил и даже жестикулировал. Рука его схватила чайную ложечку и секунду помахивала ею в воздухе. Потом он чему-то смеялся. Но с таким же успехом он мог бы разговаривать и с глухим. Марта, внимательно наклонившая к нему свое чистое сияющее лицо, не слышала больше ни слова.
На следующее утро, в волнении она отправилась к дому художника и терпеливо прождала его несколько часов. Когда наконец он появился, она даже не поверила своим глазам. Ей показалось, что он стал меньше ростом — маленький, некрасивый человечек, непохожий на того, кого она все время видела в своем воображении. Он остановился между сухих клумб в саду отеля и повесил трость на руку, чтобы зажечь сигарету. Он стоял перед Мартой, совсем рядом, до него почти можно было дотянуться рукой. Но он не видел ее. Марта чувствовала, как колотится ее сердце. Она подумала, что так она не вымолвит ни слова.
Пабло столкнулся с Мартой у калитки сада, почти на тротуаре. Девочка неожиданно возникла перед ним, не в силах раскрыть рта. Чтобы не упасть, Пабло схватил ее за плечи. Потом на лице его появилось запоздалое удивление, которое становилось все очевиднее. Художник нисколько не был рад. Напротив. Он тотчас же отпустил Марту. И пока она, улыбаясь, приходила в себя, голос Пабло зазвучал так раздраженно, так сухо, что показался ей чужим.
— Ну и ну! Это что же, осада?.. Я вижу, занятий у тебя не слишком много.
— Нет, у меня много занятий, но сегодня я пришла повидать вас.
Пабло посмотрел на часы. Потом, точно в ожидании спасительного ливня, взглянул на ясное безмятежное небо с редкими ленивыми облачками.
— Но у меня-то нет времени… Извини меня. Мне надо работать.
Марта все еще улыбалась. Ей казалось невозможным, чтобы Пабло мог разговаривать с ней таким тоном. Но, хотя губы ее улыбались, внутренне она становилась все серьезней.
Пабло нахмурился. Он готов был уйти, не сказав больше ни слова, но почему-то все еще не трогался с места; трость его легко постукивала о мостовую.
Марта смотрела на его лицо, которое после дней, проведенных на свежем воздухе, сделалось еще смуглее. На его умные глаза — теперь они казались другими, потому что прятались от нее.
— Я помешала вам?
Пабло снова поднял глаза. В их глубине что-то светилось. Какая-то ласковая искорка. Только очень далекая.
— Ты не должна приходить сюда и ждать меня.
— Тогда… где же мы будем встречаться?
— Я не вижу необходимости… Мы будем встречаться в доме твоего дяди.
— А… наша дружба?
Пабло стал сердиться.
— Девочка, пойми… Я тебе не товарищ. Не делай меня глупее, чем я есть. Занимайся своими делами… Встречайся со своими подругами. Мне жаль так говорить с тобой, но ведь нельзя же постоянно везде натыкаться на тебя. Ну, прощай!