Япония по контракту - Ольга Круглова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег часто бродил между полок университетского магазинчика.
— Сюда вот убегаю, в лаборатории невмоготу, — говорил он, бесцельно листая проспекты. — Безвоздушное пространство тут, японский вакуум. И фон тяжёлый, низкий. Давит. А пики хорошего настроения очень редки. — Физик Олег использовал физические термины. И она понимала его. И не только потому, что физик тоже. — У меня шея толстая и то… — Олег вздыхал. — И как Вы, женщина, выдерживаете здесь? — И он смотрел на неё с состраданием с высоты своего роста.
Вечерами в студенческой, шаркая пластиковыми шлёпанцами, обычно появлялся Шимада. Заваривал в своей почерневшей кружке крепчайший кофе и мешкал, не уходил. Может, он не только за кипяточком заходил? Может, и ему тяжко было от родного обычая проводить дни молча? Шимада долго размешивал кофе, поглядывая на неё, словно приглашал — поговорим! Но первым разговора не начинал. Начать полагалось ей:
— Какая скверная сегодня погода!
— Да, плохая! — соглашался Шимада.
И замолкал. Вопрос — ответ. Её вопрос, его ответ, как положено японцу.
— Как Вы провели выходной?
Шимада рассказывал о теннисном турнире в школе младшего сына, а она улыбалась благодарно:
— Как хорошо, что Вы вернулись из Америки как раз к моему приезду!
— Да, хорошо, — соглашался Шимада. — Вы помогаете мне не потерять навыков английской речи. Уроки английского языка в Японии стоят дорого.
Значит, он разговаривал с ней потому, что это выгодно? Экономически. А она думала — интересно. Приятно. Впрочем, может, и интересно, и приятно, да Шимада никогда в этом не сознается — японцу не пристало откровенничать.
— Молчание — это наша японская скромность, — объяснял Шимада. — И деликатность. Зачем навязывать свои проблемы другому?
Легонько скрипнувшая дверь пропустила клубящийся вихрь, центром которого был стремительный, невероятно озабоченный Хидэо. Пока тормозящая машинка закрывала дверь, сэнсэй успевал окинуть взором комнату, метнуть подозрительный взгляд на неё и Шимаду, нахмуриться, спросить:
— О чём беседуем?
И выскользнуть в исчезающую щель. Два студента, болтавшие за чайным столом, завидев босса, мгновенно замолчали, словно это было провинностью — говорить. И Шимада оборвал беседу на полуслове и удалился. В приоткрытую дверь было видно, как Хидэо выглянул из кабинета, зафиксировал бегство Шимады и улыбнулся удовлетворённо — неподконтрольная болтовня на непонятно какие темы пресечена!
Разговор с человеком, не слыхавшим о Красной ШапочкеСлово скажу -
Леденеют губы.
Осенний вихрь!
Басё
С тем, кто молчит, держи ухо востро.
Японская пословица
Японская жизнь проходила в молчании. На разговоры был наложен некий всеяпонский запрет. Кем и когда — Бог весть, но исполнялся он неукоснительно. Запрет распространялся на все содержательные разговоры вообще. Разрешены были только разговоры ритуальные.
— Как Вам нравится Япония? — спрашивали японцы.
— О, очень нравится! — отвечала она.
Одобрительная улыбка, кивок… Разговор — церемония, где всё заранее определено. Разговор, который и разговаривать не стоит, потому что в нём нет ни капли того, что думаешь, что чувствуешь. Ни капли смысла. И стоило эту самую каплю добавить, разговор начинало трясти, как по кочкам.
— Как Вам нравится Япония?
— У иностранца здесь возникает много проблем…
Смущённая улыбка, замешательство. Потому что это — неправильный ответ, церемонией не предусмотренный, ставящий японца в тупик.
— Что Вы имеете в виду? Какие проблемы? — удивлялись японцы.
— Ваш язык, например…
— О, наш язык не вызывает никаких проблем! — горячо перебивали её. — Никаких!
Благоразумие советовало на этой стадии остыть и сказать положенное по процедуре:
— О да, никаких проблем!
Альтернативой была изнурительная дискуссия, кончавшаяся неизменно капитуляцией с её стороны и раздражением со стороны противоположной. Её аргументы не слушали, не принимали. Информация в обычном виде здесь вообще воспринималась плохо. Здесь говорили кодами: пароль — ответ. И надо было зашифровать сообщение, облечь его в такую форму, чтобы у слушателя нашлась для него соответствующая ячейка в мозгу.
— Вы не ставите в туалете специальные тапочки? — удивлялась Намико, приходя к ней домой. И ахала: — Непорядок!
Объяснений — суета с переобуваниями утомляет, отвлекает от работы — Намико словно не слышала и советовала тапочки на место вернуть. И вдруг, среди признаний, честных и абсолютно бесполезных, случайно вырывалась:
— Мы, русские, не переобуваемся так часто потому, что у нас другая культура!
Лицо Намико прояснялось — она соглашалась, что человеку, принадлежащему к другой культуре, позволительно туалетными тапочками пренебречь. Этот шифр — "другая культура" прояснял для японца множество странных ситуаций, которые создавали гаджины.
— У вас, русских, другая культура, — миролюбиво говорил Хидэо наутро после скандала с чёрными полосками.
Хотя его снисходительная улыбка свидетельствовала о том, что он считает эту самую другую культуру куда ниже японской.
— У вас другая культура, — отреагировал Кумэда на её удивление после их второго, официального знакомства.
— Другая культура! — хмыкал Шимада, глядя, как она пытается пройти в дверь впереди сэнсэев, и не помышлявших пропустить её.
— Какие невоспитанные мужчины! — думала она.
А японцы, наверное, думали:
— Какая невоспитанная женщина!
Шифрованные, холодные японские разговоры претили её русской душе, привыкшей к беседам искренним, горячим. Но она жила в Японии и открытую нараспашку русскую душу пришлось застегнуть и учиться говорить, как японцы, шифрами. К сожалению, универсального шифра не существовало. Для каждого случая его приходилось искать вслепую, перебирая варианты.
— В каком ресторане Вы ужинаете? — спрашивал её элегантный Такасими.
— Я ужинаю дома, — отвечала она.
— Вы покупаете готовую еду? — интересовался слегка озадаченный сэнсэй.
— Нет, готовлю сама!
Это был правдивый, но легкомысленный, необдуманный ответ — в Японии профессору, даже женщине, не полагается готовить. Улыбка Такасими становилась холодной, брезгливой. А она бросалась спасать свою репутацию, перебирая наугад: