Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании - Кэрри Гринберг

Виктор де Морьев был так учтив с ней – ровно до того момента, как толкнул девушку в руки приспешникам, бросив через плечо «Заприте ее где-нибудь». После этого вампиры перестали казаться милыми. Гизела вырывалась, кричала и звала на помощь, но кто-то с легкостью вскинул ее на плечо и, не обращая внимания на ее попытки царапаться, понес прочь.

Он швырнул девушку в тесную комнатушку и запер дверь – даже до ключей они добрались! А потом про нее забыли. За это время Гизела успела продумать во всех красках, что сделает с захватчиками, если ей удастся вырваться. Отломала ножку стола, посчитав, что из нее получится вполне сносный кол. Пусть и не осиновый, но попробовать стоит! В крайнем случае, стукнет по голове.

Да кто такие эти вампиры, чтобы врываться в ее замок и распоряжаться здесь, как у себя дома! Чтобы обижать ее родных и друзей! В то время, как она сама не могла их защитить…

Как хорошо она понимала Берту, бежавшую от всего этого. Понимала, но простить не могла.

Генеральный штаб оборудовали в Китайском Кабинете. За шелковыми ширмами разбили лазарет, где раненые залечивали ожоги. В основном злословием. Не йодом же их мазать? За ночь вампиры надеялись хотя бы частично восстановить былую красу, а пока что передавали по кругу баночки с белилами. Остальные разбрелись по углам и переговаривались вполголоса, бросая испуганные взгляды на Мастера, восседавшего на кресле, массивном как трон.

Лицо Виктора было бесстрастным, но когти царапали деревянные поручни, снимая с них тонкую стружку. У его ног примостилась Изабель.

Уныние царило в стане немертвых. Совсем скоро они разбредутся спать, а никто до сих пор не был наказан. В том, что виновник всех неудач рано или поздно отыщется, не приходилось сомневаться. Одного взгляда на Мастера хватало, чтобы понять – приближается гроза. Небо затянуло плотными сизыми тучами, за ними ворочался гром, горизонт то и дело озаряли всполохи. Оставалось лишь дождаться того идиота, который пробежится с воздушным змеем, притягивая на себя молнии.

К всеобщему ликованию, в гостиную вошли двое вампиров, а за ними, шаркая, плелся Штайнберг. Все взгляды устремились на нов оприбывших.

– Виктор, мы… – начал Готье, но взмахом руки Виктор велел ему замолчать.

– …не нашли их, – договорил он. – Я только что имел удовольствие помахать им вслед. Зато вы привели моего старинного приятеля. Тоже неплохо. Подойдите поближе, герр Штайнберг.

Растерянный фабрикант сделал несколько шагов.

– Надеюсь, вы успели попрощаться со своим сыном? – полюбопытствовал вампир.

По лицу Штайнберга пробежала судорога.

– Я не знаю, где он! Пожалуйста! Мальчик не причинит вам вреда!

– В этом я уже убедился. Не пугайтесь так, любезный. Вы не сторож своим детям. Даже у самых лучших родителей порою вырастают скверные, непочтительные отпрыски. С сыном вашим я сам разберусь, да и с дочерью тоже. Уже предвкушаю встречу с ней.

Штайнберг заморгал, не понимая, куда он клонит.

– Ваша дочь придет ко мне сама, – милостиво пояснил Мастер, – по доброй воле. А когда это произойдет, мир изменится. Станет гораздо… интереснее.

– Что вы имеете в виду? Зачем вам моя Берта?

– Мне не нужна ваша Берта. Мне нужно Перворожденное Дитя. Мы устроим, скажем, так, небольшой ритуал. Ничего страшного, даже наоборот – все получится прекрасно, не переживайте. А пока что можете присоединиться к нашим развлечениям. Завтра мы устраиваем пикник в деревне, а вслед за этим можно навестить фабрику. Я ведь говорил, что интересуюсь вашим производством. У вас есть работники, герр Штайнберг?

Тот закивал.

– Отлично. Прикажете им собраться в одном из цехов.

– Зачем?

– А вы как думаете?

Поскольку фабрикант не отвечал, Виктор указал ему на свободное кресло и, прикрыв глаза, вернулся к декоративной резьбе по дереву. Но Штайнберг не двигался с места. Нахмурившись, он шевелил губами, будто перемножал шестизначные цифры в уме.

Конечно, Мастер прав. Он взрастил двух неблагодарных детей. Из-за их ослиного упрямства он вынужден сносить такой позор. А ведь он всего-навсего хотел, чтобы его дочь росла барышней, в шелках и бархате. Чтобы его сын не таскался в контору день за днем, не экономил на свечах, не трясся над каждым куском сахара. Стал бы Леонард витийствовать, если б думал лишь о том, как с голоду не околеть?

Законы звериные и человеческие! Разве понимает мальчишка, что его отец всегда жил по людским законам? Украсть, солгать, продать втридорога, отнять кусок хлеба у чужих детей, чтобы свои ели шоколад – это как раз по-людски. У подлости не звериный оскал, а человеческое лицо, причем вполне респектабельное.

Зато теперь он вампир. Обязан повиноваться новым законам, всем этим сказочкам да прибауткам. Его и раньше от сказок – да что греха таить, от литературы вообще – с души воротило, а сейчас еще пуще. Но ничего не поделаешь. Назвался вампиром, так знай свое место. Уж изволь поклониться своему господину, хоть бы тот и обещал поквитаться с его сыном и совершить непотребный ритуал с его дочерью. Раз так закон велит… закон…

Но что если Леонард прав? Если можно самому выбирать себе закон? Тогда он выбрал бы тот, что наиболее ему понятен.

И тут он вспомнил тот далекий вечер, когда они с Виктором казались почти ровесниками, вспомнил глаза, в которых отражалась груда золота – глаза дракона, купившего себе деву – и понял, наконец, за что так тяжко наказан. Он согрешил против главного своего закона. Против Капитала. Волшебное золото не годится на роль инвестиций, и все нажитое богатство – тоже фикция, порождение фантазий.

Реальными были только его дети, но их он больше не увидит. Ну и пусть, подумал Штайнберг. Зато можно уйти так, чтобы хоть в памяти их остаться честным человеком.

– Нет, – выпалил он.

Мастер обернулся.

– Вы что-то сказали?

– Сказал, – просипел Штайнберг, давясь от страха, – я никогда так не поступлю! Они мои работники, но не рабы, ясно вам? Я с ними договор подписывал! И ни один из моих работников не заслужил такой… такой штраф! У нас тут капитализм, а не феодальная система трех сословий! Рыночные отношения, слыхали про такое понятие? Законы рынка! Сначала свое дело откройте, а потом указывайте, как мне управлять МОЕЙ фабрикой! – кричал он, подстегивая себя с каждым словом, пока не оставил позади и страх, и осторожность, и вообще все чувства, кроме беспредельной, полыхающей ярости. – Двадцать лет вы измывались надо мною. А теперь решили, что я предам своих детей? Ненавижу вас, ненавижу, ненавижу!

Молчание звенело, как гонг. Опомнившись, фабрикант пошатнулся и, не подхвати его Готье, без чувств рухнул бы к ногам Виктора. Мастер сокрушенно покачал головой. Ну что за бестолковая семейка! Из тех олухов, которым дай моток пряжи, так вместо того, чтобы связать из нее свитер, они совьют себе удавку.