Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании - Кэрри Гринберг

Половина крестьян тут же схлынула, оставшиеся смельчаки зажали носы.

– Это что еще за еретические штучки? – загромыхал отец Штефан. – Ты варишь какое-то зелье? Я хочу знать, что творится на моей кухне.

– Нет, не хотите, – тихо, но твердо заявил Леонард.

Лучше и правда не знать, что в одной из кастрюль, наполненной кипящей водой, нагревалась банка с серной кислотой. В ней медленно растворялся слиток серебра. Во второй кастрюле в такой же банке весело бурлила соляная кислота. Когда серебро окончательно растаяло, Леонард вылил соляную кислоту в емкость с серной, и серебро, к ужасу окружающих, превратилось в белый осадок.

– Ну вот, такой кусок серебра и псу под хвост! – разочарованно воскликнул Габор.

– Н-ничего подобного! Серебро не испорчено, наоборот – стало еще лучше. Его можно использовать для гальванизации, – проговорил Леонард, колдуя над плитой.

– Принесите вилы, – наконец скомандовал он.

Как только их принесли, он самолично протер их соляной кислотой, после чего промыл под струей воды. Зрители завороженно наблюдали за его действиями, будто за опытами алхимика. Было бы еще интересней, если б Леонард пустил в дело сушеных пауков или жабью печень, но и так получалось неплохо.

– Посмотрите сюда! – театральным жестом он указал на кухонный стол, половину которого занимала гордость Марты – огромная чаша для пунша. Вот только жидкость в ней ничем не напоминала пунш. Габор сразу же принюхался.

– Пахнет вкусно, – одобрил он, – миндалем, что ли?

– Это цианистый калий, – пояснил Леонард. – Растворяем хлорид серебра – ну то есть наш осадок – в цианистом калии. Затем вот эту проволоку, к которой примотан другой кусок серебра, присоединяем к батарее, – все дружно посмотрели на странную деревянную раму, наполненную металлическими коробочками, – и опять же с помощью проволоки соединяем с батареей зубья вил. Опускаем вилы в цианистый калий и держим, держим…

– … держим, держим, пока они не покроются слоем серебра!

Задремавшие зрители встрепенулись.

Вилы, которыми еще вчера ворочали сено, сияли благородным блеском. Одобрительно бормоча, крестьяне передавали их из рук в руки, а когда вилы заполучил Габор, он сделал несколько выпадов и сорвал сковородку со стены. Определенно, оружие было эффективным.

– Ну, теперь-то нам никакие вурдалаки не страшны! Пусть только сунутся. Или того лучше – возьмем замок приступом.

И граф, и Леонард одновременно напряглись.

– Никуда мы не пойдем, – отрезал фон Лютценземмерн, – замок строили не только ввысь, но и вглубь. Вся скала изрыта подземельями, а сражаться с вампирами в кромешной тьме – совершенное безумие! Кроме того, они могут в любой момент…

Но Леонард не дал ему договорить.

– Нам нужно продержаться, пока сюда не вернется м-моя сестра. Тогда они оставят вас в покое и уберутся восвояси.

– Какая ей корысть возвращаться, коли ихний вожак на нее глаз положил? – вздохнул давешний пессимист. – Небось, потому и сбежала.

На щеках вампира заиграл зеленоватый румянец.

– И все-таки Берта вернется, как только узнает что произошло. Вернется хотя бы из упрямства.

– А потом что с ней станется? – печально посмотрел на него священник.

– Не знаю. Хотя какая разница, если одна нечистая тварь расправится с другой. Разве не так? – и отец Штефан вздрогнул, пораженный горечью его слов. Леонард между тем продолжал: – Я могу посеребрить вилы и косы, но не рассчитывайте, что даже так вы сумеете победить вампиров. Не хочу вас пугать, но предупредить обязан – они слишком сильны. Так что не пытайтесь на них нападать, но если п-потребуется, вы сможете отбиться. Сегодня ночью мы снова соберемся в церкви и будем их ждать.

– А они придут? – спросил Габор.

– Придут. Вы для них не более чем д-дичь, и они убьют вас с такой же легкостью, с какой вы отрубаете головы к-курам.

– Постой-ка, Леонард! – вмешался священник. – Но если мы будем в церкви, они не посмеют войти. Или они такие же, как ты?

– Нет, они не такие, как я, – с чувством собственного достоинства произнес Леонард, – но даже на расстоянии они могут забраться к вам в голову, подглядеть самый тягостный кошмар и устроить так, что вы сами в ужасе выбежите на улицу. Зато вы можете поставить барьер. Нужно представить, что вас окружает кольцо огня или струи текущей воды, а потом подумать о чем– то приятном. Например, о том, как вы в первый раз посмотрели в микроскоп, – увидев, что слушатели скривились, Леонард быстро добавил, – ну ли вспомните поцелуй невесты, первую улыбку ребенка, то Рождество, когда теща не приехала в гости, ярмарку, на которой ваша корова взяла первый приз – в общем, самый счастливый миг в жизни. Тогда им с вами не совладать. Но оружие все равно понадобится.

В следующие несколько часов Леонард только тем и занимался, что наносил серебряное покрытие на вилы, лопаты, серпы, ножи всех размеров, от мясницкого до перочинного, топоры и прочие предметы, необходимые для полномасштабной крестьянской войны. Хватило на всех, ведь чемоданчик Леонарда таил в своих недрах неисчерпаемые запасы и кислоты, и серебра. Если бы герр Штайнберг проведал, что сын, подкупив прислугу, раздобыл ненавистный металл и полгода прятал его под кроватью, он не оставил бы на бедняге мертвого места. К счастью, фабрикант не контролировал, на что дети тратят карманные деньги.

Наконец юный вампир остался совсем один. Пригорюнившись, он сел у окна, закрытого ставнями, и вслушался в дневную суматоху. Издалека доносился голос графа, проводившего маневры. Как и следовало ожидать, он оказался очень деликатным фельдфебелем, поэтому команды перемежал такими фразами, как «будь любезен» и «если не трудно». Вот бы присоединиться ко всем! Так он просидел до вечера, словно наказанный ребенок, а как только стемнело, вышел во двор. Вооружившись ветками и палками, дети старательно подражали взрослым. Вся деревня напоминала лагерь накануне сражения.

– А можно и мне оружие?

Этот закономерный в данных обстоятельствах вопрос почему-то привел крестьян в смущение. Переминаясь с ноги на ногу, они мямлили, что, дескать, молодой господин, поди, притомился, и ему бы, того, отдохнуть. Когда Леонард понял, что никто не одолжит ему ни то что серпа – булавки не одолжит, он почувствовал себя Прометеем, который наблюдает, как люди готовят мясо на добытом им огне, в то время как сам он прикован к скале. Какая черная неблагодарность! А явный виновник его несчастий между тем с невинным видом махал в воздухе косой.

Дрожа от негодования, Леонард подступил к графу и начал с разбега:

– Вы что же, запретили выдавать мне о-оружие?

С сияющими от любопытства глазами, крестьяне наблюдали сей невиданный аттракцион. Любой готов был расстаться с последним грошом, лишь бы только увидеть, как Леонард Штайнберг и граф фон Лютценземмерн будут орать друг на друга. Но граф лишь кивнул флегматично: