В Шторме - Pax Blank

Он мучительно знал о своих треснувших губах и пересохшем горле - настолько сильно, что больно было даже говорить. Все его тело жаждало воды того стакана, вопя об облегчении - которое было прямо здесь, прямо перед ним.

Какое-то время он не двигался; лишь чуть покачивался от нерешительности.

Он должен пить, должен получить воду. Постоянная пульсирующая боль и дурман в голове, спазмы мышц - все говорило об обезвоживании. Люк знал эти симптомы - жизнь в пустыне научила его.

Он нуждался в воде.

Но он не решался - ожидая услышать, что потребует за нее Император, у которого все имело цену, включая и эту воду.

Медленно и демонстративно стакан заскользил к нему, дребезжа стеклом по затертому полу.

Используя Силу, Палпатин пододвинул его к центральной точке между ними и стал ждать дальше, смакуя происходящую перед ним борьбу.

Три раза пальцы его джедая дергались, почти протягиваясь к стакану, но останавливались, прежде чем сделать это. Наконец, нерешительно, зная, что им играли и зная, что он не мог больше сопротивляться, он все же протянул руку. Палпатин удовлетворенно улыбнулся.

- Но ты же понимаешь, что должен заплатить цену.

Мальчишка остановился, утомленный, осторожный. Не поднимая глаз, спросил:

- Какую? - тихий, хриплый и покорный голос.

Император не ответил, вместо этого он поднялся и медленно обошел Скайуокера, заходя ему за спину. Безмерно довольный, что джедай не возмутился и не разгневался - и даже не удивился, что Палпатин остановил его. Пленник не подверг сомнению ни факт, что должен остановиться, ни факт, что удовлетворение столь естественной человеческой потребности имело цену. Он только хотел знать ее стоимость.

Палпатин присел позади, положил руки на израненные плечи мальчишки и был вознагражден, почувствовав его напряженное тело. Склонившись, ситх прошептал:

- Встань на колени.

В такой близости, в прямом физическом контакте, Палпатин ощутил пьянящий взрыв эмоций джедая: и потрясение, и гнев, и отвращение.

Мальчишка попытался повернуться, но ситх обхватил руками его голову и вынудил вернуться к стакану.

- Смотри! Не прекращай смотреть на то, что желаешь - на то, в чем нуждаешься, чтобы выжить. То, что ты хочешь – это главное, как ты этого достигнешь – не имеет значения. Я прошу о такой мелочи. Единственное, что останавливает тебя - гордость и высокомерие. Которые…

- НЕТ! - Скайуокер вывернулся из его рук, дернувшись вперед. От слабости ему пришлось опереться всем весом на руки - выворачивая сломанное запястье и вопя от боли.

- Да уж, - глумился Палпатин, вставая и отходя от сгорбленного человека. - Это намного достойнее.

Скайуокер продолжил сидеть, сильно согнувшись, с низко повисшей головой, оперевшись одной рукой в пол и прижав другую к запыхавшейся груди.

Палпатин снова сел, черный плащ всколыхнулся волной.

- Посмотри на себя. От тебя осталась пустая оболочка. Несколько рваных воспоминаний о человеке, которым ты был. Ты - ничто.

Мальчишка не поднял головы и не отрицал слов, брошенных против него. Палпатин наклонился вперед и, будто откусывая слова, произнес с абсолютной, обвиняющей злобой:

- Ты - ничто.

- Тогда убейте меня, - голос был очень тихий, хриплый, фактически шепот.

Палпатин безжалостно засмеялся и вновь расслабился, восстанавливая самообладание.

- Я уже говорил тебе, что никогда не убью тебя. Что бы я с тобой ни сделал, я буду всегда восстанавливать тебя, постоянно, снова и снова. Ты принадлежишь мне.

- Тогда дайте мне воду.

- Ты получишь ее. Только встань на колени.

Джедай снова взглянул на стакан. Палпатин протянулся к нему Силой и слегка встряхнул - чтобы разъяснить: он запросто опрокинет его, если мальчишка решит пить без разрешения.

Люк опустил глаза, глядя на избитые руки, куда угодно, только не на стакан. И Палпатин видел, что тот был полностью потерян.

- Борьба закончена, друг мой. - Палпатин мягко коснулся ума мальчишки. – Ты же понимаешь все не хуже, чем я. Прими это, и сделай так, как я прошу.

Мальчишка медленно качал головой, но не поднимал глаз. Он был так близок сейчас - так близок к сдаче. Палпатин чувствовал его безысходность, опустошение, отчаяние. Это притягивало и опьяняло словно наркотик.

- Почему это так трудно? Это - пустяк; здесь только ты и я. Сидишь ты или стоишь на коленях - нет никакой разницы. Единственная разница в твоей голове.

«Нет! Не другое! Другое только в твоей голове», - внезапно в памяти Люка всплыл голос его старого Мастера, говорящего те же слова. Неужели он, и правда, говорил их? Казалось, это было так давно… в совершенно другой жизни. Он изо всех сил пытался вспомнить имя своего старого Мастера… но оно ушло, потерянное и забытое.

Будто читая его мысли, Палпатин спешил дальше, перейдя на великодушный тон:

- Сопротивление, которое ты чувствуешь, является пережитком старой жизни… жизни, которая теперь безвозвратно ушла. Ты уверен, что это вообще было твоим собственным, а не чьим-то сражением? Ты ведешь бои тех, кто оставил тебя бороться в одиночестве.

Мальчишка издал звук, похожий на удерживаемый стон. Усмехаясь, Палпатин подался вперед в восторженном ожидании.

Люк балансировал на самом краю. Было ли это так ужасно, встать на колени?

Да.

Да, но он хотел пить. Он нуждался в воде. Палпатин был прав, никто не заботился о нем; зачем он боролся, когда всем все равно?

Это был такой пустяк, встать на колени. Это было ничто, теперь. Он сам был ничто. Так какое это имело значение?

Только встань на колени и возьми воду.

Если ты сделаешь это, ты отдашь свою жизнь под его контроль. Навсегда. Если он побьет тебя раз, он будет делать это снова и снова. Ты хорошо понимаешь это.

Люк провел пересохшим языком по пересохшим губам - он нуждался в воде.

Комната кружилась вокруг, и он понимал, что это не только из-за наркотиков. Он вырос в пустыне и знал, что такое последовательное обезвоживание.

Он нуждался в воде.

И она была здесь… прямо перед ним!

Если ты сделаешь это, ты отдашь контроль над собой. И независимо от того, что случится потом, независимо от того, куда ты пойдешь, ты никогда действительно не оставишь эту камеру.

Ты никогда не оставишь эту камеру.

Люк смутно осознавал, что немного раскачивался, разрываясь от противоречивых эмоций - в отчаянии от невозможности принять решение.

Сделай выбор!

Возьми воду. Она перед тобой. Прямо здесь!

Встань на колени и выпей воду… какое это имеет значение? Ты все равно встанешь на колени в конечном счете - ты же знаешь это теперь - знаешь, что это правда.

Встань на колени - и ты выйдешь отсюда сегодня…

Он взглянул на Императора и увидел…

Увидел холодную черную душу позади тех жестоких желтых глаз. Увидел его наслаждение, удовлетворение, его экстаз от борьбы Люка, его предвкушение господства.

Возмущение, негодование и расстройство кристаллизовались в холодную ярость.

С потрясающей внезапностью Люк протянулся Силой и со свирепым неистовством швырнул стакан в стену, разбивая вдребезги на крохотные кусочки, взорвавшиеся вспышкой мокрых, острых осколков.

Император в неверии приподнялся, в гневе стал вскидывать руку… но Люк уже был почти на ногах навстречу удару молнии. И впервые он поглотил ее, направляя и толкая обратно так, что она затрещала, сталкиваясь со встречной энергией и зажигая тонкие разряды, прошедшие через защиту Палпатина и опаляющие его одежду и кожу. Оба толкали с яростью и силой, скользя ногами по гладкому полу.

Но шок от того, что он сделал такое, нарушил концентрацию Люка, и когда ситх потянул к себе больше мощи, бросая ее в противника со зверским неистовством, того отшвырнуло назад, вышибая прочь всякую мысль о дальнейшем сопротивлении.

Он был без сознания, прежде чем упал на пол - что никак не повлияло на безостановочный гнев Палпатина.

Когда алые гвардейцы открыли наконец дверь, Император все еще кипел от возмущения. Он повернулся к ближайшему из них и с холодной яростью произнес:

- Мой джедай хочет воды. Окуните его в нее. И затем вколите наркотик.

Люк пришел в себя от льющейся на него ледяной воды. Ошеломленно втягивая воздух, не в силах даже вскрикнуть от шока, он вскочил.

Но кто-то сзади тут же схватил его за руку, и он дернулся от пронзившей ее колющей боли и сжался в ожидании последующего избиения.

Но все закончилось так же внезапно, как началось; охранники вышли, оставляя за собой знакомый двойной лязг дверей и глухое шипение герметизации.

В течение нескольких секунд Люк мог только дышать – ледяная вода в холодной камере замораживала рассудок. Однако пульсирующая острая боль в предплечье постепенно начала брать верх. Вздрогнув, он нащупал обломок сломанной иглы, осторожно вытащил дрожащей рукой и бросил его в скопившуюся вокруг воду.