У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы - Юрий Дьяков

Высота Безымянная нам дорого обошлась. Был убит командир батальона Жидких, смертельно ранен заместитель по политчасти ст. лейтенант Бибик, старый член партии, делегат XVIII партсъезда, о чем он мне рассказал на Мамаевом кургане 28 ноября, показав свой делегатский билет. Погиб в боях за Безымянную высоту отсекретарь капитан Николаев. Этот человек все время был на передовой, очень много сделал для полка в смысле роста партии, беззаветно преданный делу, был убит шальной пулей. Был убит один из лучших штабных командиров, начальник связи Селезнев, директор тамбовской школы, прекрасный связист. Он очень много сделал для усовершенствования связи в трудных условиях Сталинграда. Он сделал широкую сеть шлейфов из обводных проводов… Мина рвет провод – работает обводной провод. Рвется обводной провод – работает следующий за ним. Связь была так хитро построен, что через каждый батальон она проходила и все батальоны были связаны между собой. Нам было очень жалко Селезнева. Всех командиров мы похоронили на высоком берегу Волги, где поставили памятник с именами погибших командиров.

Примерно 20–21 января мы уже слышали из Сталинграда залпы и канонаду артиллерийской стрельбы Донского фронта… Несмотря на то, что мы имели уже чрезвычайно малый состав людей в эти дни – 450–470 человек в полку, а если иметь в виду активные штыки, то это составит только человек 40, мы все-таки вели наступление и большой огневой бой… Тем самым мы приковали к себе буквально все силы, которые были у немцев в Сталинграде, атаками давая чувствовать им, что мы переходим в наступление и что они не могут оттягивать от нас свои силы.

Встреча 284‑й дивизии 26 января с войсками Донского фронта. День встречи с Донским фронтом 26 января мы назвали историческим днем. Незабываемый день, незабываемая встреча. Я был в штабе полка. Было трудно высидеть в штабе, когда и командир и начальник штаба ушли на передовую. Я был связан с наблюдательным пунктом телефоном и не мог уйти. В 10 часов дня с НП 1‑го батальона разведчик Шаврин увидел, как приближались 9 танков с северо-запада на Мамаев курган. Мы предчувствовали, что наши должны подойти, но боялись, как бы немцы не выкинули авантюры, переодевшись в нашу форму. Поэтому сразу понять, чьи танки идут, было нельзя. Через несколько минут разведчик сообщает мне, что видит уже 14 танков. Потом он рассмотрел на головной машине красный флаг и тут же мы уже решили, что идут наши танки, а не немецкие. В качестве опознавательных знаков для наших подходящих частей у нас были подняты красные флаги на высоте безымянной, на баках и на вагонах. В это время все насторожились. Приближался исторический момент – встреча двух фронтов. В 11 часов капитан Котов командир 2‑го батальона доложил, что его бойцы подошли к головной машине. Бойцы приветствовали друг друга, расцеловались, на миг забыли про войну. Казалось, что войны нет. Я запросил, чье это подразделение. Капитан Котов сообщил, что это была головная машина подполковника Нежинского. Затем он послал своего майора для встречи с нашими командирами полков. Встреча произошла у древка флага на безымянной высоте. На западных скатах Мамаева кургана, тоже произошла встреча. Там был устроен короткий митинг, и они были приняты официально начальником политотдела нашей дивизии подполковником Ткаченко. Этот момент описан в «Правде».

Встреча произошла на участке обороны противника. Наши бойцы бежали около блиндажей, по траншеям, где только вчера был противник. Мы этого не знали – противник обманул нас, там не было ни одного человека. Ночью во время бурана немцы ушли от тира, где занимали оборону, в центральную часть города, оставив оружие, боеприпасы и обмундирование. Затем мы получили приказ очистить западные скаты Мамаева кургана и двинуться к оврагу Долгому в направлении улиц Беломорская и Магистральная, и 28‑го наша дивизия заняла поселок Безымянный в районе улиц Ряжской, Беломорской, Магистральной. Здесь мы имели большой успех, и когда взяли поселок Безымянный, мы шли уже с дивизией Донского фронта.

28 января мы закончили операцию, и по приказу командира дивизии наш полк перешел на северные скаты оврага Долгий с задачей прорвать оборону и двинуться на центральную часть города вдоль линии железной дороги. Весь день 28‑го числа мы бились, потеряли много людей, но ни одного метра у немцев не взяли. Мы наткнулись на его долговременную оборону. Овраг Долгий был укреплен массой огневых точек, дзотов, были минированы скаты, обнесен колючей проволокой, и мы его взять не могли. 1043‑й и 1045‑й полки, действующие со стороны завода, значительно продвинулись и взяли человек 70 немцев в плен. Командир дивизии приказал, во что бы то ни стало выполнить задачу, а людей у нас не осталось. Ушли на передовую командир полка и начальник штаба. Поздно вечером с передовой вернулся командир полка и начштаба и командир полка приказал мне и старшему лейтенанту Устюжанину идти на передовую. Мы с Устюжанином прибыли в 1‑й батальон. Люди были измучены. Кто спал, кто дежурил у пулеметов и другого оружия. Комбаты также спали. Задачу поставили, собрать все силы и наступать, причем командир полка указал, чтобы оставить пулеметчиков на участке полка, а остальной личный состав должен группами обойти через улицы Полотнянные и пройти по участку 1 043 и 1 045 полков вдоль линии, зайдя противнику с фланга.

Начали организовывать дело. Собрали всех людей – 40 человек. На участке полка оставили только пулеметчиков по одному человеку и минометчиков. У меня до сих пор сохранился список штурмующих групп ми их старших. Было создано 5 штурмующих групп, 6‑я из саперов, 7‑я группа разведчиков…

Разведчикам удалось вглубь и наткнуться случайно на КП командира немецкого батальона, где он был вместе со своим адъютантом, остальные немцы были в блиндажах на передовой. Как только выскочил адъютант командира немецкого батальона и стал отстреливаться, наши начали бросать гранаты. После этого выскочил сам командир и поднял руки. Солидный такой, холеный командир в неуклюжей шубе. Надо сказать, что это был один немец в шубе. В этот момент штурмующие группы прошли линию обороны и зашли с фланга на немцев, и разом забросали их гранатами. Внесли замешательство… Когда узнали, что взяли немецкого комбата, мы через разведчика приказали его поднять на высокое место, дали ему простыню и приказали подать своим сигнал, о том, чтобы они сдавались… Немецкий комбат махал простыней своим солдатам, чтобы они сдались. Немецкие солдаты стали поднимать руки и идти в плен десятками. Тут разведчики и командиры разоружают их, накладывают оружие в кучу… Сначала пришло 60 человек, потом еще больше ста человек пришли… В то утро наш полк взял 172 пленных. Это было самое большое количество пленных, взятых полком до этого дня… Немного посмеивались над ними наши. Немцы были закутаны кто в чем. У одного немца на каждой ноге было по одеялу, другие укутаны просто как чучела. Мы построили пленных и повели их на КП.

Тут вышел кинооператор и сказал, чтобы мы поднялись на высокий берег. Кинооператор выбрал самое удобное место для съемки на фоне Сталинграда, а вперед пустили пленных по скользкому скату берега вместе с комбатом в неуклюжей шубе. Я, между прочим, шел и помахивал кнутом.

31‑го числа наш полк в составе дивизии двинулся вдоль железной дороги к станции. На пути встретился опорный пункт в Центральной гостинице Сталинграда. Я был в это время в штабе полка. Пополнения присылали буквально единицами – по два – три человека. На передовой действовало не больше 30–35 человек. Хорошо показывали себя минометчики, которые успевали двигаться за пехотинцами.

В Центральной гостинице немцы устроили круговую оборону. Везде у выходов стояли немецкие офицеры. Было так, что этаж выкидывает флаг к сдаче – идут туда принимать пленных… К нам перешел один человек, который десять раз ходил, потом парламентером и приводил человек по 15–20 немцев. Он был хорошим агитатором, и сам охотно выбирал среди немцев офицеров и снайперов для расстрела.

30‑го числа, в конце дня, командир дивизии запрашивал командующего, что сделать с этим офицерским домом: оставить его или уничтожить… Командующий армией, через меня, приказал уничтожить гарнизон.

31 января 1943 г. дивизия двигалась на выполнение задачи по взятию центральной части города и железнодорожной станции. В 14.00 часов 31‑го дивизия достигла железнодорожной станции Сталинград. Взяла станцию и встретилась с 64‑й армией, которая шла с юга к центру города… Но офицерский дом еще держался. Командующему еще раз донесли о трудностях штурма офицерского дома. Командующий приказал немедленно взять дом и дал туда пять танков. В нашем полку действовало 4–6 групп… Когда подошли танки и били прямой наводкой прямо в дом, наши штурмующие группы бросились в комнаты, но и там немцы все еще сопротивлялись. Их было перебито человек 100, а 60 человек сдались. Мы взяли в плен их медсанбат. Я не верил в то, что это был медсанбат. На санитарах были надеты новые шинели, совершенно незапятнанные. Мне казалось, что это были переодетые офицеры, хотя они всячески старались показать, что они не офицеры и что они не имели отношения к защите дома. В 16 часов 31‑го в центральной части города пал последний опорный пункт немцев центральная гостиница города… Наш художник зарисовал этот офицерский дом.