Когда ты исчез - Джон Маррс

первое ребро хрустнуло под нажимом, меня затошнило от страха и адреналина.

«Зря ты так, – прозвучал внутренний голос. – Мог вырастить его как родного сына».

Треснуло второе ребро.

«От тебя требовалась сущая малость: проводить с ним больше времени. Купить ему новый кораблик. Научить кататься на велосипеде, как других. Смотреть с футбольной трибуны, как он забивает гол… Ты бы справился, будь у тебя второй шанс. Но уже поздно».

За то время, что откачивал Билли, я успел представить следующие шестнадцать лет нашей с ним общей жизни как отца и сына. Моего сына. Пусть не биологического, но родного.

Я отказывался признать неудачу, даже когда появились врачи из «Скорой помощи», хотя в глубине души знал, что поздно. Билли умер. Умер по моей вине.

Я гладил Кэтрин по волосам, а она лежала, съежившись на коврике рядом с сыном, и безудержно рыдала. Ее мир разлетелся вдребезги, остались одни осколки. Какую бы боль она ни причинила мне, это не шло в сравнение с тем, что я устроил ей в отместку.

20 марта

Многие недели Кэтрин только и делала, что винила себя в смерти сына – мое решение обрекло ее на страшные муки. Я же страдал оттого, что не мог раскрыть себя: рассказать, что в гибели малыша виновен человек, которого она любит.

Всякий раз, когда она забывалась сном, я надевал кроссовки и отправлялся на пробежку. Бежал как можно быстрее, пока от усталости не подгибались ноги. Намеренно выбирал дорожки потверже, чтобы каждый толчок бетона отзывался в коленях и позвоночнике гулом: пусть физическая боль затмит душевную.

Я измывался над своим организмом, надеясь хоть на толику ослабить мучения Кэтрин, но ничего не получалось.

12 мая

Для внешнего мира я стал самым идеальным мужем на свете. Однако в душе моей царил раздрай. Я заставлял себя вставать по утрам. Мастерски научился натягивать улыбки и убеждать окружающих, что наша жизнь обязательно наладится. Я принял на себя заботу о детях, потому что Кэтрин не хватало на них сил. В одиночку встречал друзей, когда те приходили нас проведать. Взял отпуск и взвалил на себя домашнюю рутину: покупки, уборку, уход за садом. Готовил завтраки, обеды и ужины, стирал детям школьную форму и отвлекал их делом, когда матери надо было побыть одной.

Мы уходили к ручью и притворялись, будто ловим рыбу. Иногда, глядя в воду, я видел в ней кровь Дуги – та кружила водоворотом, не желая растворяться. Мы гуляли по округе, искали причудливые коряги или играли в саду в настольные игры. Я много времени проводил с детьми, но еще никогда не был от них настолько далек.

Я словно жонглировал десятком шариков разом – и знал, что будет, если хоть один из них упадет. Каждый день я видел, как мое решение сказывается на жене, и сознавал, что меня грызет совесть не только из-за смерти Билли. По моей вине наш брак окончательно распался. Мне выпала редкая возможность отомстить. Но теперь, когда моя миссия завершилась, я не чувствовал ровным счетом ничего. Мой выбор не исцелил меня, как я надеялся: все осталось так, как было изначально.

Я дал слабину, когда попытался вернуть Билли к жизни. Накачав его легкие чужим воздухом, я все равно не сумел бы получить ничего взамен. У меня на руках теперь была кровь ребенка – и тем не менее я не перестал чувствовать боль, которую испытал, узнав про измену Кэтрин. Я лишь обрек на мучения еще четверых человек. Разделить свои страдания мне было не с кем.

Постоянно приходилось напоминать себе, что Кэтрин сама спровоцировала меня своим двуличием. Это она навлекла на наш дом беду.

Иногда я чувствовал, что не могу больше держать лицо и должен кому-то выговориться. Тогда я уходил в лес к человеку, похороненному под синей веревкой. В единственное место, где все обретало смысл.

Я разговаривал с Дуги часами, как это бывало в детстве. Он понимал меня и наверняка раскаивался в своем поступке, где бы сейчас ни находился. Я даже немного завидовал тому, как ему сейчас просто: знай лежи себе в земле под слоем грязи…

Жаль, нельзя самому улечься рядом.

22 октября

Кэтрин пребывала во тьме долгих девять месяцев. Затем понемногу выглянуло солнце, и она нашла силы выползти из глубокой ямы.

Как-то вечером мы смотрели «Двух Ронни»[39], и она вдруг хохотнула над какой-то шуткой. Мы обернулись, уставились на нее во все глаза, потому что давно не слышали от нее смеха.

– Что такое? – спросила Кэтрин, удивляясь нашему вниманию.

– Ничего, – ответил я, зная, что мое время истекло.

Пока она медленно выздоравливала, сам я распадался на части. Моя жена возвращалась к жизни, сроднившись с чувством вины. Однако я простить ее так и не сумел.

Прошли Рождество и Новый год, зима сменилась весной, потом летом, а я все чаще уходил в лес. Поднимал веревку, ощупывал ее, дергал, проверял на прочность. Высматривал в деревьях ветку подлинней и покрепче. Порой думал, что готов покончить с собой, но всякий раз находил отговорки: мол, сегодня не самый удачный день. Возвращался домой и проклинал себя по дороге, что не осмелился сделать последний шаг.

«Завтра, – обещал я себе. – Завтра все получится».

И в конце концов это «завтра» наступило.

Нортхэмптон, наши дни

20:20

Кэтрин изумленно трясла головой. Нет, эта жуткая история про Билли наверняка ей послышалась.

– Саймон, у тебя приступ, ты заговариваешься, – слабо начала она. – Давай я позвоню Эдварду. Он приедет из гольф-клуба и что-нибудь тебе даст.

До этой минуты она ужасно боялась, чтобы кто-нибудь, не приведи господь, узнал о внезапном воскрешении Саймона. Теперь хотелось одного: доказать, что он псих, а его россказни – не более чем бред. Пусть Эдвард осмотрит его и подтвердит, что та мерзость, о которой рассказывает Саймон, существует лишь у него в воображении.

Но тот, не спуская с нее мокрых глаз, медленно покачал головой.

Желудок крутануло в первом кульбите.

– Я же была там, помнишь? – мягко заговорила Кэтрин. – Я оставила Билли одного. Потом нашла его и позвала на помощь. Тебя там не было. Это я виновата. Помнишь?

В глазах у Саймона застыло тоскливое выражение. Она никогда таким его не видела, но верить все равно отказывалась. Не хотела, потому что к этому времени уже смирилась с тем, что сыграла первоочередную роль в гибели сына. Это был несчастный случай.

Потому что, если ее муж… если отец Билли намеренно позволил мальчику