Век революции. Европа 1789 — 1848 - Эрик Хобсбаум

Наоборот, методы политической агитации, которые в основном принадлежат якобинству и радикализму, а не только рабочему классу, оказались и эффективными, и гибкими: политические кампании при помощи газет и памфлетов, народных манифестаций и демонстраций, а когда необходимо — бунтов и восстаний. Правда и то, что там, где подобные кампании заходили слишком далеко или слишком пугали правящие круги, они терпели неудачу. В 1810-х гг. существовала тенденция вызывать армию против любых демонстраций (как в Спа-Филдз в Лондоне в 1816 г. или в «Питерлоу» в Манчестере в 1819 г., когда были убиты 10 демонстрантов, несколько сот человек были ранены). В 1838–1848 гг. миллионы подписей на петициях не принесли народной хартии успеха. Тем не менее политические кампании на более узком фронте имели успех. Без них не наступило бы освобождение католиков в 1829 г. не был бы принят акт о реформе в 1832 г. и даже акт законодательного контроля за условиями труда и рабочим временем на фабриках. Время шло, а мы снова наблюдаем слабую организацию рабочего класса, которая компенсировалась усилением методов политического радикализма. Волнения на фабриках в 1830-х гг. в Северной Англии прошли, несмотря на слабость местных союзов как массовый протест против изгнания «Мучеников Толпудла», старавшихся сохранить хоть что-нибудь от погрома, разрушившего «Всеобщие союзы» после 1834 г.

Тем не менее традиции якобинства, в свою очередь, набирали силу и беспрецедентную стойкость и массовость благодаря солидарности и преданности нового пролетариата. Их объединяли не их бедность и нахождение в одном и том же месте, но то, что они, работая вместе и в большом числе, объединялись в работе, опираясь друг на друга. Их оружием была их нерушимая солидарность, поскольку именно таким образом они демонстрировали свое единственное ценное качество — коллективную необходимость. В их моральном уставе была заповедь — никакого «штрейкбрехерства», нарушители солидарности были иудами их общества. И как только они приобрели хотя бы слабое политическое сознание, их демонстрации стали не случайными волнениями возмущенной толпы, которое легко переходит в апатию. Теперь они представляли собой армию. Таким образом в городе Шеффилд стартовавшие в начале 1840-х гг. классовые столкновения между средними слоями и рабочим классом стали главной темой местной политики, сразу появилось сильное и стабильное пролетарское объединение. К концу 1847 г. в городском совете было восемь чартистов, а национальный крах чартизма в 1848 г. не сломил рабочее движение в городе, где 10–12 тыс. рабочих приветствовали парижскую революцию: к 1849 г. чартисты занимали почти половину мест в совете{190}. Кроме традиций рабочего класса и якобинских традиций, существовал гораздо более старый субстрат, который повлиял на те и другие: это мятеж, или стихийный социальный протест отчаявшихся людей. Прямым действием восставших с незапамятных времен было разрушение машин, магазинов или домов богачей. В основном оно выражало чувства крайнего голода и настроения людей, доведенных до отчаяния, в периоды разрушения машин, сводивших в упадок ручное производство (в британской текстильной промышленности в 1810–1811 гг. и снова в 1826 г. в европейской текстильной промышленности в середине 1830-х гг. и в 1840-х гг.). Иногда, как, например, в Англии, это была признанная форма коллективного давления организованных рабочих, и она выражала не враждебность к машинам, как у шахтеров, у квалифицированных рабочих текстильной промышленности или ножовщиков, которые сочетали политическую терпимость с систематическим терроризмом в отношении не входящих в союз коллег. Еще они выражали недовольство безработных или голодающих. Во время созревания революции подобные прямые. действия политически незрелых людей могли превратиться в решающую силу, особенно, если они проходили в столичном городе или других политически важных местах. Как в 1830-х так и в 1848-х гг., такие движения явились гигантскими отражениями недовольства, превращая протест в восстание.

IV

Рабочие движения этого периода ни по своему содержанию, ни по идеологии не являлись чисто пролетарскими движениями. Это скорее был общий фронт всех сил и тенденций, представляющих (в основном городскую) трудящуюся бедноту. Этот общий фронт существовал уже давно, но только со времен французской революции лидерами его стали либералы и радикалы из среднего класса. Как мы видели, якобинство и санкюлотизм (не учитывая стремлений пролетариата) создали такое единство, которым обладала парижская народная традиция. Новым в ситуации после 1815 г. было то, что общий фронт теперь все больше стал выступать против либералов среднего класса, против королей и аристократов, и теперь этот фронт объединяла программа и идеология пролетариата, даже несмотря на то, что промышленный рабочий класс еще только начал формироваться и в основном был политически немного менее зрелым, чем другие слои рабочей бедноты. И богатые, и бедные старались приспособиться к существованию в городе со слоями населения, находившимися ниже среднего класса{191}, в политическом смысле — к «пролетариату», или к «рабочему классу». Все, кто был озабочен внутренней дисгармонией существовавшего положения вещей и тем, что это положение не могло продолжаться{192}, обращались к социализму как единственной продуманной и научной критике и альтернативе.

Руководство новым движением отражало существовавшее положение дел. Наиболее активными, воинственными и политически подкованными из рабочей бедноты были не новые пролетарии, а квалифицированные мастера, независимые ремесленники, работники маленьких домашних производств и многие другие, те, кто жил и работал так же, как и до промышленной революции, но теперь под более сильным давлением. Первые профсоюзы состояли почти целиком из типографских рабочих, шляпников, портных и т. д. Ядро руководства чартистского движения в городе Лидс — что было типичным — состояло из пары квалифицированных типографских рабочих, продавца книг, чесальщика шерсти. Люди, принявшие учение мистера Оуэна о кооперации, были в большинстве мастерами, механиками и рабочими ручного труда. Первые коммунисты в Германии были странствующими квалифицированными рабочими, ремесленниками — портными, столярами и печатниками. Люди, поднявшиеся против буржуазии в Париже в 1848 г., были обитателями старых мастерских Сент-Антуанского предместья, а не пролетарии, Бельвиля (как во время Коммуны 1871 г.). И с тех пор развитие промышленности разрушало эти крепости сознательности рабочего класса и эти ранние рабочие движения. С 1820 по 1850 г. движения в Британии создали плотную сеть организаций рабочего класса для повышения квалификации и политического образования, технические училища. К 1850-м гг. уже существовало (не считая наиболее политических из них) в Британии 700 таких школ, только в графстве Йоркшир — 151, и 400 читальных залов{193}. Но они уже приходили в упадок и через несколько десятилетий перестали существовать либо находились в упадке.

Хотя было одно исключение. В Британии новые пролетарии уже начали выдвигать своих новых лидеров: Джон Дохерти, ирландский оуэнист-хлопкопрядилыцик, Тони Хепберн и Мартин Джуд — шахтеры. Не только