Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

Хэммонд. – Но, несмотря на недостатки, Кодекс военной юстиции 1857 года многим обязан просвещенной работе Революции» [Hammond 2006].

Помимо реформ, связанных с вопросами sensibilité и humanite, некоторые вернулись к реформаторскому мышлению Военного просвещения. Они затрагивали проблемы системы заслуг и равенства, а также улучшения социальных связей в армии. Для многих военнослужащих, особенно для солдат и младших офицеров, доступ к дополнительным возможностям поощрения и продвижения, извлечение выгоды из большего уважения и товарищества между сослуживцами, возможность стать героями революционной политической культуры были тесно взаимосвязанными направлениями прогресса.

Внутридворянские трения и конкуренция оставались одними из самых устойчивых и деструктивных сил в армии и флоте XVIII века, которые не смогли устранить реформы Сегюра, Кастри и Военного совета. Военный совет хорошо знал, что рекрутинг и продвижение офицеров были серьезной проблемой времен Старого порядка. Эта проблема требовала переосмысления, если не принятия срочных мер, для воссоздания постэмиграционных офицерских корпусов. Реформаторы Старого порядка стремились повысить профессионализм и снизить влияние богатства, культуры роскоши и политического фаворитизма в назначениях и продвижениях. Военный комитет сохранил некоторые из этих целей. Он предложил более профессиональную и во многом меритократическую «композитную систему» офицерского найма, при которой 75 % новых назначений присуждалось тем, кто получил высокую оценку на строгом экзамене. Оставшиеся 25 % назначений, особенно на уровне младших лейтенантов, предназначались опытным младшим офицерам, которые уже доказали свою храбрость в бою[315]. Так открылась дорога к продвижению по службе на основании таланта, хотя этот процесс замедляли сохранившаяся роль фаворитизма в назначениях и поступление на дополнительный срок службы значительного числа дореволюционных офицеров, в том числе 2200 сверхштатных военных, вынужденных сделать это по решению Военного совета Гибера. Тем не менее политический и военный переворот помешал воплотить новую систему.

Хотя многие офицеры подтверждали, что дворянство сохранит посредством революционных военных реформ более высокий статус и влияние, другие понимали, что их позиции изменятся, и потому были согласны на некоторые изменения ради общественного, а также личного блага. Менее состоятельные и среднего положения дворяне говорили, что новообретенное равенство между дворянами и недворянами предпочтительнее притеснения, которое они испытывали от высших аристократов в период Старого порядка. Как писал в октябре 1789 года Шарль-Эли, маркиз де Феррье (1741–1804): «Я предпочитаю, чтобы простой человек считал себя моей ровней, вместо того чтобы представитель высшей знати относился ко мне как к подчиненному»[316]. Сохранившиеся социальные предрассудки, выражавшиеся в эскалации напряженности и жестокости между офицерами и солдатами летом 1790 года, вскоре стали мишенью якобинского движения. В январе 1791 года два дворянских почетных военных ордена, Ordre royal et militaire de Saint-Louis и Institution du merite militaire для протестантов, были отменены и заменены на более меритократический Decoration militaire (знак отличия). Зимой и весной 1791 года якобинцы (в основном члены Марсельского клуба) предложили такую меру, как licenciement, расформирование постоянных офицерских корпусов с целью собрать их заново более демократическим путем. Учредительное собрание отклонило проект и прибегло к повторному набору офицерских корпусов через утвержденные назначения после эмиграции тысяч офицеров-дворян.

Эти шаги подтолкнули Конвент занять жесткую позицию в отношении военных реформ с целью устранить последние следы аристократии и установить систему заслуг в полностью республиканской военной структуре. В октябре 1792 года, спустя месяц после упразднения монархии, Decoration militaire был отменен как пережиток Старого порядка. Амальгама, которая будет обсуждаться позже в этой главе, и система демократического избирательного продвижения были приняты в феврале 1793 года. Тем не менее в последующие 18 месяцев политическое самосохранение все больше вытесняло идеалы оценки по заслугам и равных возможностей в офицерских корпусах. После периода государственного контроля и устранения подозрительных или опасных с политической точки зрения офицеров 1 термидора II года (19 июля 1794 года) Бертран Барер успешно протолкнул пересмотренный закон о продвижении, согласно которому треть продвижений происходила выборным путем, треть по выслуге лет и треть по государственному назначению. Эта смена точек зрения о рекрутинге и продвижении, которые пульсировали между желанием сформировать систему заслуг и сопутствующим стремлением государства контролировать результаты, позже повторилась в Директории до и после государственного переворота 18 фрюктидора V года (4 сентября 1797 года) с новыми репрессиями, амальгамами и декретами. Бонапарт снова реконструировал систему в манере, которую Блауфарб метко называет «невероятным синтезом Наполеона: монархией и меритократией в восстановлении офицерских корпусов»[317].

Что касается солдат и младших офицеров, которые оставались в армии на протяжении этого периода, то, по утверждению Древийона, «Революция принесла немедленное, ощутимое и неоспоримое улучшение [их] состояния» [Drevilion 2013: 157]. Как говорилось в статье шестой Декларации прав человека и гражданина:

Всем гражданам ввиду их равенства перед законом открыт в равной мере доступ ко всем общественным должностям, местам и службам сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме обусловливаемых их добродетелями и способностями.

Поскольку эмиграция офицеров-дворян и необходимое расширение армии из-за грядущей войны делали доступным продвижение в чинах, предоставление доступа к карьере «всем гражданам» оказало заметное влияние, подтвержденное статистикой. Из 119 шефов полубригад (chefs de demi-brigade) в линейной пехоте в течение II года 88 % были военными Старого порядка, которые воспользовались новой системой карьерного продвижения на основе системы заслуг и выслуги лет. В 1789 году среди начальников корпусов, которым в среднем было 43 года и которые служили около 20 лет, 56 % были простыми солдатами или младшими офицерами [Ibid.].

Главное воплощение идеала гражданина-солдата ранней Революции проявилось в Национальной гвардии. Учрежденная в июле 1789 года, сразу после взятия Бастилии, Национальная гвардия родилась из убеждения, что «люди должны охранять людей». Национальная гвардия Парижа должна была стать инклюзивным ополчением из буржуа-граждан, как и ополчение, стихийно сформированное в Лилле, когда события вокруг Бастилии достигли северного города. Лафайет возглавил эту армию, похожую на гражданские армии в Войне за независимость США, в которой он сражался на протяжении многих лет. Национальная гвардия Парижа, а также гвардии, сформировавшиеся позже по всей стране, были встречены с огромным энтузиазмом. Мужчины из всех слоев общества вступали в ряды ополченцев, от людей без военного прошлого до солдат, бывших членов Gardes frangaises и даже дезертиров из Швейцарского полка и других армейских подразделений [Osman 2015b: 127]. Гвардия стала образованием, которое объединило французов. Она впервые дала гражданам возможность стать героями, защищающими свою patrie, и предоставила второй шанс дезертирам, которые не оказались на обочине, не были покалечены или казнены, а получили возможность искупить свои ошибки. Без институционального гнета армии или одиозной истории ополчения Старого порядка Национальная гвардия стала блестящим воплощением новой Франции, ее людей и ценностей.

Несмотря на