Кровавый Гарри - Ираклий Берг

Михаил сообщил, что ситуация критична и не терпит ни малейших отлагательств, а потому сегодня спать им не придется, да и вообще неизвестно придется ли когда-либо, ведь они все рискуют не дожить до столь прекрасного события. Что им необходимо немедленно покинуть город и до рассвета, до которого не более пары часов, добраться до некоего места, от чего и будет зависеть вся их дальнейшая судьба. Сказано это было столь равнодушно, что, в сочетании с аккуратно поглощаемым печеньем, произвело свой эффект, и Максим лишь недоуменно кивнул. Наставник немедленно встал, поблагодарил "хозяйку" за угощение и молча вышел, указав следовать за ним.

Ослепляющее солнце арены, проход в ночной город, бездумное следование за Михаилом и какими-то ожидающими людьми, в которых угадывалась военная выправка, снова карета, выезд из города, поле и лошади. Максим был само послушание и не задавал лишних вопросов. Нужно — значит нужно!

Путь изначально пролегал через лес, и Максим упивался запахами влажной хвои и чего-то еще, будившем теплое чувство единства с природой. Было темно, потому вперед вышли двое всадников с факелами, не столько освещавшими дорогу, сколько указывающими направление. Отряд шел на рысях, и Максим, как неисправимый романтик, каковым он себя считал, все больше восторгался чувством сказочного приключения, чего ему так недоставало в уже привычной рутине дней, несмотря на все волшебство магии. В нем проснулся мальчишка, когда-то давно зачитывающий до дыр книги о Робинзоне, мушкетерах, искателей сокровищ, рыцарей и путешественниках. "Будь что будет", — думал он, — "это действительно прекрасно, а ведь по сути мы лишь скачем через лес, но как же хорошо!"

Неожиданно кони замедлили бег и остановились, перебирая ногами на месте и фыркая. Максим увидел поднятую руку наставника и понял, что управлять своим конем может не только он, что не особенно понравилось, но тут был отвлечен появлением новых лиц. Прямо на дороге, вернее просеке, перед ними возникли всадники, много, более двадцати, сколь он мог разглядеть в отблесках факелов, полностью перекрывая им путь. Долго соображать кто это, друзья или враги, не пришлось: один из всадников отделился от прочих и подъехал прямо к ним. Коротко кивнув Михаилу, отвесившему в ответ поклон, он окинул цепким взором их небольшой отряд, тут же выделив Максима.

— Это наследник? — Всадник явно не испытывал любви к церемонности.

— Да. Он. — Лаконично подтвердил Михаил.

— Что-то дохловат. Точно он? Эй, парень, в глаза посмотри.

Максим посмотрел.

— Сомнительно. — Всадник изобразил на лице недовольство. — Спиной бы я не повернулся. А с рукой что, волк покусал?

— Соболь откусил.

— Ну да, он может, — кивнул всадник как чему-то само собой разумеющемуся, — а не вылечил отчего же?

— Оставил на память. — Максим не сразу, но смог разглядеть всадника получше, и обнаружил в нем совсем молодого парня, сильно моложе себя, почти юношу, но державшегося с уверенностью которую дает только опыт. — А сам ты чьих будешь?

Всадник рассмеялся.

— Неплохо, неплохо. Теперь верю. Ну что же, веди нас, Младший.

Он повернул коня к своим спутникам, которые уже расступались, освобождая проход, чем тут же воспользовались факелоносцы. Отряд Максима проехал сквозь их строй, после чего все они продолжили путь следом за ними.

Вторая подобная остановка случилась сразу за тем как закончился лес и они выехали на поле.

У Максима захватило дух. Все поле было будто усеяно всадниками, хорошо видимыми на открытом месте под светом двух полумесяцев и россыпи звезд, казалось, что их, всадников, было много, очень много, тысячи, но, приглядевшись получше, понял, что поддался иллюзии, и на деле их не более двух сотен. Тоже немало.

— Какая живописная картина. — Не удержался он от комментария. Неожиданно Михаил ответил:

— Хорошо, но мало.

Максиму было плевать. Он любовался видом воинственных кентавров, как мысленно окрестил их, уже почти уверенный, что собрались эти неведомые люди здесь ради него, что наполняло сердце гордостью и предвкушением.

Действительно, долго рассматривать друг друга им не пришлось, "кентавры" пришли в движение, собираясь компактнее, пока не выстроились в правильный двухшеренговый строй, перед которым выдавались вперед трое в богатом облачении, что видно было и при невеликом освещении. Молчание людей, при известном шуме издаваемом лошадьми когда их много, придавало определенный шарм всему действу. Передовая троица, вероятно убедившись, что люди построены, двинулась к ним неспешным шагом коней. Приблизившись, они дали себя рассмотреть, и Максим с удовлетворением отметил почтительность в их действиях. Все трое, седовласые, можно сказать пожилые люди, в отличии от лесного юнца, склонили головы, приложив правые руки к груди.

— Приветствуем вас, наследник, — уважительно произнес средний из них, — мы явились на зов. Располагайте же нами, и поверьте, что немного найдется людей, кто был бы рад более нас оказаться здесь.

— Наше почтение, наследник, — подхватил второй, — мы счастливы иметь возможность служить вам.

"О, круто!" — Подумал Максим. "- У меня тут куча слуг которые счастливы!", но вслух произнес другое:

— И я рад видеть вас, господа. Гляжу здесь целая армия.

— Простите нас, наследник, — отвечал третий из вожаков, — все было настолько неожиданно, столь внезапно, что многие наши люди пока еще не смогли к нам присоединиться, но все что было под руками, мы разумеется привели.

И все трое еще раз отвесили поклон.

— Довольно болтовни, господа! — Юный наглец выехал вперед. — Время не ждет, успеете еще оформить все в красивые слова, если останетесь живы. А чтобы так случилось — поспешим.

— Осторожнее, юноша! — Гневно воскликнул главный, из трио всадников, судя по тому, что заговорил первым (Максим уже немного начал разбираться в деталях местного этикета дворян, и понимал, что представляются первыми те кто считают себя младшими, но по старшинству, при этом не называясь. Когда же первым начинает разговор старший по положению, то вежливость требует изначально назвать себя), — здесь люди не меньше вашего болеют сердцем и душой за дело, и не позволят никому пренебрегать собой!

Спутники его согласно зашумели:

— Верно!

— Что за молодежь!

Юноша оскалился, изобразив улыбку, и поклонился сколь мог развязнее.

— Ах, благородные господа, — не потрудившись придать себе хоть немного почтительности, отвечал тот, — неужели вы могли помыслить себе, будто я смею насмехаться, и, уж тем более, пренебрегать