Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия - Андрей Рудалёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В октябре 2013 года мы вместе с Захаром участвовали в Кожиновских чтениях в Армавире. Он говорил о «победительном поведении». Свое выступление завершил словами: «Вот когда ты приходишь в грязной одежде с тоскливым лицом, с печалью во взоре и говоришь: всё порушено, всё разворовано, и мы, русские писатели, погибли, и места нам уже нет на этой земле, – тогда, собственно, и отношение к тебе соответствующее. Надо приходить браво, с барабаном, с красным знаменем, вставать на стул и говорить то, что считаешь нужным сказать. Заставить себя слушать и с собой считаться. Вести себя по-есенински, вести себя по-русски». Тогда этот прилепинский барабан запомнился многим.
Однажды на одном из форумов молодых писателей в подмосковных Липках мы собрались вокруг большого рояля. Нас было человек десять литераторов, и обсуждали мы проблему писательской славы, удачи. Помню, ее обозначил тогда Захар. Ведь вот какой курьез: многие начинают с одинаковыми задатками, способностями, но к этой самой славе приходят не все. Растрачивают себя по ходу забега, теряют внутреннюю цельность и рассыпаются еще до финиша или еле тлеют, топчутся на одном месте.
Победа любит заботу. Нужен тот самый барабан, на котором бы ты во всеуслышание отбивал то, что считаешь нужным. В этой искренности, свободе и смелости – твоя воля, твоя цельность, способная преодолеть многое, в том числе и «катакомбное», одностороннее, ограниченное мышление многих литераторов.
Как-то критик Лев Данилкин сказал, что Прилепин, как царь Мидас – к чему бы он ни прикасался, всё оборачивается в золото. Это не случайность, не слепая удача. Победа любит заботу, и Прилепин заботлив, а потому победителен. «За пассионарность отвечаю я!» – сказал он в мае 2015 года, выступая перед своими читателями на Соловках. В этом его «барабан» – мегафон Тишина, в этом его цельность, в этом – правда. У него во всем порядок, и его он щедро дарит.
Конечно, этот победительный стиль раздражает многих. К нему не привыкли. Литература всё больше воспринимается сферой нытья, какой уж тут барабан?
«Лириком-людоедом» назвал Захара, героя рассказа «Карлсон» (сборник «Грех»), его приятель Алеша. Этот приятель пять лет писал свой роман под названием «Морж и плотник», в нем герой – альтер эго автора – «страдал от глупости мира». Алеша был далек от победительности. Отвечая на вопрос о Хемингуэе, он изрек: «Быстро устаешь от его героя, навязчиво сильного парня. Пивная стойка, боксерская стойка. Тигры, быки. Тигриные повадки, бычьи яйца…» В таком же стиле высказался и про Гайто Газданова, чей герой «озабочен исключительно своим мужеством». Набокова он охарактеризовал «спортивным снобом, презирающим всех». По его мнению, с таким же презрением ко всем относится и Захар. При этом сам Алексей не навещал своего отца-инвалида. Вот и получается, что зацикленность на себе и презрение к людям – скорее черта человека, боящегося живой жизни и страдающего от его глупости и несправедливости. Мальчик из своей любимой сказки «Карлсон», пишущий бесконечный и изначально обреченный роман…
О набившем оскомину нытье в стиле «сегодня нет писателей уровня Толстого и Достоевского» Захар пишет и в книге «Не чужая смута». Это извечная фраза, манифестирующая близорукость, нигилизм по отношению к литературному настоящему. Лично я ее тоже слышу постоянно. И как тут спорить? Сказать, что в принципе и обезьяна при определенной весьма условной доле вероятности может настучать на компьютере «Войну и мир»? Условно, но вероятность всё же есть. Нытики ведь так и воспринимают всех современников как обезьян.
Ко всем им Захар обращается с вызовом: «Лучше бы взял и сказал: “Я буду вашим Толстым и Достоевским”. Это ваша заявка. А то нудят, нудят». Сам же он бьет в свой барабан и не растрачивает себя на думы о бренности бытия и нытье. Наглый сорняк, стоящий на мокром ветру, в ладонях которого крошится зима – если говорить словами его стихотворения «Коробок».
Потому что он не один. Он не тешит свое эго, ему не надо выпендриться и вставать с ног на голову. Он пребывает в непреходящем ощущении общности. Он часть полка – истории, народа, почвы. И всё, что он делает, – не его хотение. Полк, в котором он состоит, требователен: отдает приказы и тут же требует их выполнения. Отсюда и чувство долга, и знание невозможности поступить как-то иначе. Поэтому он не просто повесил себе барабан на шею и бьет в него от нечего делать. Таков приказ, таков жесткий императив, ослушаться которого невозможно.
Прилепин весь в преемственности поколений: отец, дед, имя которого он взял себе псевдонимом. Он сшивает разорванное, соединяет порушенное. Чувствует ответственность за свое дело, которое он не имеет права бросить.
Идти с барабаном до конца, не отступая. Взбить до розовой пенки время вокруг («Рецепт нового коктейля, или Гимн голодным»). Праведная злость, как побудительный мотив: «Я вам устрою!».
В 41-й день рождения Захар написал в своем Фейсбуке: «Помню, было мне 30 лет, я написал первую книгу, отправил ее каким-то издателям, и они мне всё лето не отвечали. Была жара, я был ужасно беден, я каждый день открывал почтовый ящик, а там было пусто. Просто ни одного письма. В том числе в день рождения. “Ну и ладно, – думал, – я вам еще устрою”.
Я получил сегодня четыреста писем с утра. Сто звонков, пятьсот эсэмэсок, телефон кипит и танцует.
Я к чему.
Никогда не отчаивайтесь».
Эту последнюю строчку вполне можно считать его девизом. Сколько труда сопровождало это, сколько энергии! Помните елизаровское определение «труженик»?
Я вам всем устрою!
«Я буду играть с рок-группой на Красной площади, танцевать у вас на голове, на работу вы будете проезжать мимо огромного плаката, где нарисована обложка очередной моей книжки, зажмуриваться, въезжать в столб, автоматически в вашем броневике будет включаться радио на всю громкость, а на радио я опять пою. Примерно такой план», – написал в 2015 году в Фейсбуке Захар в ответ на нытье фарисеев, «волны кислого возмущения по поводу концертов на Красной площади».
Кстати, Прилепина отлично характеризуют поздравления с днем рождения, которые на то же 41-летие оставили его друзья. Это не дежурные общие слова, в них ухвачена суть этого человека-явления:
Вот его близкий друг, рэпер Рич, говорит о прилепинской цельности, прилепинском полке и единстве, которое он распространяет вокруг себя:
«Захар – локомотив, который тащит за собой чуть больше сорока вагонов.
В первом вагоне едет его большая, красивая во всех отношениях семья. Там всегда угощают чаем и разрешают немного поглазеть на солнечных детей.
Дальше идет вагон с братвой,
