Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). - Николай Капченко

Во-вторых, тезис о якобы готовившемся Сталиным превентивном ударе – это неприкрытая попытка снять с фашистской Германии ответственность за разбойничье нападение на нашу страну и фактически оправдать гитлеровскую агрессию. Я не говорю, что это аморально и антиисторично, но и с точки зрения здравого смысла и элементарной логики не поддается никакому разумению. Что, однако, не останавливает апологетов данного тезиса с пеной у рта и с тенденциозно трактуемыми фактами продолжать пропагандировать этот бред сивой кобылы.

В-третьих, я считал, что данный тезис уже достаточно обстоятельно проанализирован в сотнях публикаций и нет особой нужды вновь обращаться к его разоблачению, тем самым как бы молчаливо признавая, что он еще продолжает жить. Во всяком случае, апологеты этого тезиса не унимаются до сих пор и стремятся вопреки всему отстоять свою точку зрения. Мне кажется, что спор по этому вопросу давно уже вышел за рамки научного и превратился в сугубо идеологический. Ведь как было бы прекрасно пригвоздить Сталина к позорному столбу и приклеить к нему еще один ярлык – агрессора, которому по ряду причин не удалось осуществить свои планы превентивного удара против гитлеровской Германии.

Я задал себе простой вопрос: допустим, что Сталин действительно готовился нанести первым удар против Гитлера, и что в этом позорного или зазорного, если наша страна в самом деле нанесла бы первой удар против агрессора? Разве война против агрессора, подмявшего под себя чуть ли не всю Западную Европу и простиравшая свои жадные лапы на многие части мира, агрессора, который превратил захваченные страны в своеобразные лагеря для подневольного труда или физического уничтожения населения, – разве превентивный удар против этого агрессора не имел бы юридического и морального оправдания? Конечно, весь мир воспринял бы подобный акт со стороны Сталина как вожделенный акт заслуженного возмездия кровавому третьему рейху. И Сталина за это не стали бы осуждать, выискивая в анналах истории какие-то несуразные сопоставления и параллели. Так что даже если бы Сталин и на самом деле готовился к превентивной войне против фашистской Германии, то в этом не было бы ничего зазорного, достойного порицания. Ведь даже по канонам многих религий мира борьба против зла есть доброе деяние, и за это надо не осуждать, а воздавать должное тому, кто идет по этому пути.

Мне возразят, что с моральной точки зрения – это спорный вопрос, а с точки зрения международного права еще более спорный. Отвечу, что со всех точек зрения превентивный удар против нацистской Германии и ее прихлебателей-союзников подлежит безусловному оправданию. И нет нужды доказывать эту истину, когда мы мысленно вспомним о лагерях смерти и газовых камерах, которыми усеяли завоеванные страны и собственную страну нацисты. Формальная логика, какой бы она ни была убедительной и строго выстроенной, бессильна против логики жизни.

Учитывая приведенные выше обстоятельства, а также некоторые другие, которые здесь опущены, я намеревался лишь мимоходом коснуться вопроса о превентивном ударе. Однако по здравому размышлению решил, что, несмотря на все, этот исторический нонсенс все-таки не следует оставлять вне рамок внимания, поскольку в каком-то смысле политическая биография Сталина оказалась бы неполной, с изъятиями, которых нельзя допустить. Тем более, что фигура умолчания в данном контексте вполне могла бы быть истолкована как молчаливый знак согласия с тезисом о превентивном ударе.

Поэтому есть смысл хотя бы в самом обобщенном виде затронуть этот вопрос. Тем более имея в виду еще одно обстоятельство: критики Сталина выводят свой тезис из посылки, согласно которой генсек исповедовал концепцию наступательных (в устах некоторых авторов – агрессивных, захватнических) войн. Здесь также необходимо внести определенную ясность и четко прописать действительную позицию Сталина в данном вопросе. Наиболее полно его взгляды изложены в выступлении Сталина на выпуске слушателей академий Красной Армии в Кремле 5 мая 1941 г. Я постараюсь в максимально возможной мере изложить основные положения данного выступления, поскольку это имеет принципиальное значение.

Но прежде чем перейти к этой ключевой в данном разделе теме, стоит хотя бы пунктиром определить позиции тех, кто обвиняет Сталина в несостоявшейся агрессии против агрессора. Начну с истинного автора этого тезиса. В радиообращении рейхсканцлера А. Гитлера к нации по случаю объявления войны Советскому Союзу 22 июня 1941 г. говорилось:

«Никогда германский народ не испытывал враждебных чувств к народам России. Однако более десяти лет еврейско-большевистские правители из Москвы поджигают не только Германию, но и всю Европу. Германия никогда не пыталась насаждать национал-социалистское мировоззрение в России, но, напротив, еврейско-большевистские правители в Москве неуклонно пытаются распространить свое влияние на нас и другие европейские народы, не только с помощью идеологии, но прежде всего силой оружия… В то время, когда наши солдаты с 5 мая 1940 года громили франко-британскую мощь на Западе, развёртывание русских военных сил на нашей восточной границе продолжалось всё в более и более угрожающей степени. Поэтому с августа 1940 года я считал, что не в интересах империи оставлять без защиты наши восточные области, которые и так часто подвергались разорению, ввиду огромной концентрации большевистских дивизий… Сегодня что-то вроде 160 русских дивизий находится на наших границах»[249].

Главарь третьего рейха, а также его подручные – Геббельс и Риббентроп – в этот день на все лады воспевали мудрый шаг фюрера, который, мол, вынужден был во имя спасения страны и человеческой цивилизации от большевистской чумы бросить на чашу весов последний аргумент – непревзойденную мощь победоносного вермахта. Надо отметить, что в их аргументации как бы органически сливались воедино два постулата – Германия вынуждена была пойти на этот шаг вследствие того, что на ее границах сосредоточились колоссальные силы русских, готовых в любой момент нанести по рейху удар. Другой постулат был рассчитан на идеологических противников советского режима, которые имелись во многих западных странах, в том числе и в воюющей Великобритании. Гитлер в данном случае пытался выступить в тоге бескомпромиссного борца против коммунизма, что, как он полагал, найдет определенный позитивный отклик и в западноевропейском мире, а также в Соединенных Штатах Америки. Таким образом, самая наглая и неприкрытая агрессия облекалась в форму спасения западного мира от коммунистической заразы.