Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко

заброшенных деревенских домов… Сколько ими печек истоплено, сколько порублено на дрова, сколько сожжено публично, под аккомпанемент оркестра!.. А эти – слава Богу, выжили, уцелели… И теперь ждут доброй руки… Вашей руки. Вы понимаете, как неспроста вы сюда приехали?..

Молодые люди переглянулись. Конечно, все они: уже успевшие набить руку в профессии реставраторы, художники, знатоки русской иконописи, – были хотя бы в общих чертах знакомы с обрядами и традициями Церкви и так или иначе искали свой путь к Господу. Савелий Ямщиков был крещен в старообрядческой церкви на Преображенке, еще в детстве пел там в хоре. Но именно сейчас, в глухой рязанской деревне, в маленьком храме святителя Николая Чудотворца, они почему-то вдруг очень остро почувствовали всю неслучайность своего призвания. Неужели это произошло благодаря настоятелю – так непохожему на тех священников, которые встречались им до этого?..

…Уже после того, как приезжие разместились постоем в церковной сторожке (отец Иоанн оказался прав, описать все иконы за день было нереально), Савелий Ямщиков попробовал расспросить церковную старосту о чудном батюшке. Софья Федотовна сначала держалась замкнуто:

– Да на что вам подробнее-то?.. Я ж не знаю, где вы там в Москве потом все это порассказываете и кому. Бумага бумагой, да ведь сейчас всякую бумагу сделать-то можно…

Ямщиков вздохнул.

– Да нет, я для себя… Понимаете… батюшка у вас необычный какой-то. Не такой, как все. Я в реставрации с 59-го работаю, многих священников успел уже повидать: и московских, и провинциальных… И вот он… ни на кого не похож.

Староста снисходительно улыбнулась.

– Да конечно, ни на кого. Это ж Батюшка!.. – Это слово она произнесла как бы с заглавной буквы. – Да вы знаете, сколько мы его в Некрасовку-то себе выбивали?.. Три месяца. Уполномоченный наш-то сменился, Ножкин куда-то в облисполком ушел, что ли, на культуру, а поставили нового, Малиева. Ножкин-то хоть был человек непрямой, но говорить с ним можно было, да и отца Анатолия в свое время отстоял от ареста, а Малиев-то – ух, суровый!.. Так он прямо сказал: нет, и ни в какую. И владыка Борис его три месяца уламывал!.. У нас предыдущий батюшка-то попивал с тоски, а потом теку дал. Храм есть, а службы нет. А молельщики-то у нас не ленивые, за двадцать пять километров пешком в храм ходят, из Саватьмы, Игошина, Свестура. Храм-то один на район…

Софья Федотовна сама не заметила, как увлеклась рассказом.

– Ну вот три месяца мы и сидели без службы. А потом новость: священник пришел, да какой! Отец Иоанн Крестьянкин!.. Его же вся Рязанщина знает: по Троице, по Летову, по Борцу!.. Куда не придет, везде храм расцветает, люди как пчелки летают, пьяницы пить перестают, девки гулящие за ум берутся…

– А чего ж его так часто с место на место переводят? – поинтересовался москвич.

– Так потому и переводят, что слишком уж хороший, – усмехнулась Софья Федотовна. – Ну, теперь, когда Хрущева сняли, может, и переводить перестанут.

Ямщиков понимающе усмехнулся. «Дорогого Никиту Сергеевича», так мечтавшего «показать по телевизору последнего попа», бесславно отправили на пенсию на Покров 1964 года. А новый первый секретарь ЦК, Леонид Брежнев, такого рвения, как «Никита-кукурузник», ни в чем пока не проявлял. Дал людям вздохнуть спокойно, ведь за хрущевские годы страну лихорадило, словно в гриппе. Скольких храмов, чудом переживших гонения 1920–30-х и войну, лишились тогда верующие!.. Одним из последних был взорван красивейший московский собор Преображения Господня: его снесли в ночь с 17 на 18 июля 1964-го под предлогом строительства метро… Для отца Иоанна новость о его взрыве была тем более болезненна, что именно там находилась кафедра его духовного наставника митрополита Николая (Ярушевича).

– …Ну вот теперь он у нас, наш черед на него радоваться, – меж тем продолжила староста. – Это вы его просто так, в разговоре видели, а какие службы у него! Из храма уходить не хочется. А скольких он ночами покрестил, а повенчал сколько!.. А сколько народу-то сюда едет!.. И самолетом летят из Рязани, и попутками, и своим ходом…

Словно спохватившись, что слишком увлеклась, староста вдруг примолкла. И только добавила:

– Вы уж там в Рязани и Москве не очень про батюшку нашего громко говорите. А то опять его куда-нибудь переведут, а нам горе горевать без него. Пусть уж это солнышко нам посветит, нас погреет…

Рязань, январь 1966 года

Глядя на сумрачное лицо уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви Павла Савельевича Малиева, епископ Рязанский и Касимовский Борис (Скворцов) понял: разговор предстоит тяжелый. И в самом деле, Малиев заговорил без всяких предисловий, как только владыка появился на пороге его кабинета:

– Ну что мы с Крестьянкиным-то делать будем?..

Владыка даже улыбнулся про себя такой напористости. Неторопливо уселся в кресло, стоявшее перед столом Малиева, оперся обеими руками о посох.

– А что с ним не так, с отцом Иоанном-то? – так же неторопливо поинтересовался епископ.

– Ну как – что?.. Кто Некрасовку в центр религиозной жизни общесоюзного масштаба превратил – Пушкин? Или Папа Римский?..

Малиев взял со стола папку с документами, потряс ею в воздухе.

– Что вы мне говорили, когда убеждали назначить Крестьянкина на этот приход? Помните?.. А я помню. Говорили, что теперь-то уж к нему точно не доберутся. Что в эту Некрасовку ни поезда, ни автобусы не идут, а самолет летает раз в неделю, и то в хорошую погоду… Говорили такое? Говорили. А что оказалось на деле?.. От приезжих в Некрасовке не продохнуть. Паломники летом живут неделями. Вон, реставратор… – он заглянул в папку, – … Савелий Ямщиков, который приезжал иконы описывать, на всю Москву разнес, как сорока на хвосте, какой замечательный батюшка в Некрасовке служит!..

– Так Москва и так про отца Иоанна знает, – улыбнулся владыка, – он еще двадцать лет назад там знаменит был…

– Неважно!.. Важно то, какой авторитет он наработал на этом месте. Вы понимаете, что подобного быть не должно?

Владыка Борис тяжело вздохнул. Он занимал Рязанскую кафедру с февраля 1965-го, но был крепко связан с Рязанщиной с самого начала своей жизни: родился там, закончил в 1917-м духовную семинарию, был рукоположен во иерея, настоятельствовал в двух главных храмах города – Борисо-Глебском соборе и Скорбященской церкви. Вся церковная жизнь Рязани ХХ века прошла на его глазах. И, конечно, он прекрасно помнил, как десять лет назад, при его предшественнике Николае (Чуфаровском) появился в епархии недавно вышедший из лагеря отец Иоанн. Сразу же оценил его, полюбил, понял, какой опасности он подвергается, и – стремился уберечь всеми силами. Именно поэтому так горячо убеждал