На всю жизнь (повести) - В. Подзимек

— Больше всего меня злит, что мне не дали слова. Но я возьму его сам… Должен взять, нет, не из-за Душана, а ради самого себя. Пусть мне скажут, почему я потерял доверие! — возмущался он.

Она нежно его обняла, засыпала поцелуями. Но сделала это так, чтобы он не почувствовал, что она радуется. Ее хорошее настроение он расценил как попытку развеять его мрачные мысли.

На улице начался противный осенний дождь. Тучи почти касались вершин холмов, и если бы они не избавлялись от многих тонн воды, то, наверное, опустились бы на землю.

— Спрячься под моим зонтом, — предложила Гинеку Шарка и внимательно на него посмотрела. Она ожидала, что Гинек, как всегда, откажется, но он продолжал идти молча и безучастно, никак не реагируя на ее слова.

Гинек не любил ходить под зонтом. У него был свой, складной, полученный по какому-то случаю от Марики. Его Гинек никогда не использовал, и сейчас, подумав о нем, он вспомнил о Марике. Это принесло беспокойство: как далеко продвинулось дело о разводе? Ярда Фрич призывал его к терпению. «Разводов тьма. Мы у нас пропускаем до пяти пар ежедневно и все равно не успеваем», — сказал он.

На прощание Шарка горячо поцеловала его, и ему показалось, что даже в такую мерзкую погоду она выглядит радостной и веселой. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом. Может быть, будет лучше, если он никуда не поедет. Его ожидало так много приятного — свадьба, новая квартира… неожиданно очень захотелось ребенка. В тридцать лет об этом уже пора подумать всерьез…

Природа, казалось, решила проверить людей. За Бореком, на лугах, она показала Гинеку, на что способна. Ветер и дождь усилились. Гинек затянул под подбородком ремешок фуражки, чтобы ее не унесло.

Звук мотора автомобиля он услышал в последнюю минуту. Военнослужащие в Бореке чтили неписаный закон — подбирать по дороге сослуживцев, идущих пешком. Не остановиться в такое ненастье было бы просто преступно. Светло-зеленая «шкода» обогнала его и затормозила. Гинек не мог вспомнить, чья же это машина.

Обрадованный, он подбежал к ней, открыл дверцу и заглянул внутрь. За рулем сидел Душан Главка.

Гинек заколебался.

— Полезай, не укушу. Все равно я с тобой хочу поговорить, — проговорил Душан и осторожно тронул с места. — Сейчас надо не спеша, новый мотор требует деликатного отношения, — будто извиняясь, сказал он. В его словах скользнула гордость собственника. — Сначала полегоньку, а вот когда наезжу тысячи две, я с него все возьму.

— Работать полегоньку, чтобы потом все взять, в этом ты мастер, — не удержался Гинек.

— Ты думаешь? — спокойно проронил Душан.

Гинек следил за «дворниками», они казались ему отвратительными щупальцами. Душан продолжал:

— Если в будущем тебе захочется сорвать на ком-то злость, то не обижай невиновных. Если то, о чем сейчас говорят, правда и твоя теща действительно написала в министерство, то я прошу прощения. Не за себя, за свою жену.

Их взгляды встретились, Душан остановился у обочины. Сидя за рулем едущей машины, он не мог сказать то, что собирался выложить Гинеку. Он вдохнул побольше воздуха и подробно рассказал Гинеку обо всем, что произошло у Градских.

— Я совершенно непричастен к этому. Элишка получила свое, — закончил он.

Гинек глядел на потоки воды, стекавшие по лобовому стеклу машины, и смущенно молчал. И только когда они остановились на стоянке у главного входа, он поблагодарил за оказанную любезность. Пока Душан закрывал двери машины, он успел пройти несколько шагов. Он хорошо слышал за спиной твердую поступь друга, но не обернулся, не нашел в себе сил подождать его.

Коридор Гинек почти пробежал, только бы побыстрее добраться до своей комнаты. Наконец он оказался за дверью, стряхнул воду с фуражки и плаща, повесил их на вешалку. Ощущение того, что в спину ему глядят колючие глаза Душана, не проходило. Он передернул плечами от холода.

Гинек сварил кофе. Приятный горячий напиток немного согрел его. Полистав газету «Обрана лиду», Гинек не смог сосредоточиться на содержании. Отложил газету, несколько минут смотрел невидящими глазами в окно, потом потянулся за прищепкой с надписью: «Не забудь!» и просмотрел находящиеся там бумаги. Ему предстояло позвонить в инженерный отдел, подготовить сообщение для секретаря парторганизации о ходе сезонных работ, проверить, отремонтировали ли техники неисправный тягач… и купить в гарнизонном магазине буханку хлеба, потому что к вечеру в продуктовой лавке его уже, как правило, не бывает.

Гинек стал думать, за что взяться в первую очередь, какая из предстоящих задач самая важная, и вдруг все они показались ему ничтожными. У него не было настроения ни идти в мастерские, ни допечатывать на машинке сообщение, ни звонить начальству.

И все же привычным движением он пододвинул к себе аппарат, снял трубку. С минуту еще раздумывал, потом решительно набрал номер.

— Главка, — послышался в трубке четкий голос.

У Гинека словно перехватило горло. Он несколько раз откашлялся.

— Я хочу… Я хотел спросить, — неуверенно проговорил он, — на обед пойдем как обычно?

В трубке лишь тихо потрескивало. Бесконечно долго, как показалось Гинеку. В действительности же Душан ответил почти сразу.

— Как обычно, — сказал он.

18

— На какое время ты вызвал машину? — спросил майор Сойка Менгарта, складывавшего документы в большой старомодный кожаный портфель с поцарапанным, вечно заедающим замком.

— Поедем на моей, — пробурчал командир.

— Опять? — удивился заместитель по политчасти. — Ведь мы планировали сейчас ехать в штаб, так?..

— Не хочу, чтобы говорили, что я езжу к Либо в больницу на государственном бензине, — отсек Менгарт, — Хватит того, что я хожу к ней в рабочее время.

— Слушай, да перестань ты, в конце концов, с этим рабочим временем! — раздраженно бросил Сойка, но командир пропустил это мимо ушей. Все равно никто не переубедил бы его в тон, что в последнее время он не очень-то жалует дивизион своим вниманием. Ему казалось, что в эти дни он только и занимается тем, что курсирует между Бореком и штабом, а единственным положительным результатом этого было то, что главный врач разрешил посещения жены. Менгарту вдруг захотелось остаться в своем кабинете, вникнуть в чисто дивизионные проблемы (партийное собрание вскрыло их достаточно), пройтись по объекту (ему казалось, что он не делал этого уже целую вечность), проконтролировать выполнение подразделениями работ, может, что-то посоветовать, может, возмутиться, но любым способом разогнать ужасное состояние неопределенности, которое парализовывало его всякий раз, когда он переступал порог вышестоящего штаба. Самое же печальное состояло в том, что, чем дольше затягивалось решение кадрового вопроса, тем весомее ему казались аргументы, выдвигаемые против капитана Ридла. Во время последней беседы он даже задал сам себе вопрос, не настаивает ли он на своем предложении только потому, что с самого начала болеет за Ридла? Знает ли он его достаточно хорошо на самом деле?

Офицеры штаба, очевидно, заметили это минутное замешательство, неожиданно возникшее в душе Менгарта. Хотя он тут же подавил его, они тем не менее продиктовали ему следующее решение:

— Время летит, и мы не можем рисковать в таком важном деле. Подготовьте предложения на другого кандидата. Считайте это приказом, товарищ подполковник!

Менгарту хотелось возразить, но он не дал волю чувствам. Каждый знает, что означает для солдата приказ. Знал об этом и Менгарт, а потому встал по стойке «смирно» и четко ответил:

— Есть! — Это было три дня назад.

По дороге из штаба в дивизион Менгарт молча гнал свою «шкоду». Сойка первым решился разрядить напряженную атмосферу в машине:

— Главка?

— Что Главка? — спросил командир, хотя прекрасно понял майора.

— Единственный, кто может, по-моему, заменить Ридла, это Главка, — терпеливо объяснил Сойка. — По крайней мере, с точки зрения профессиональных качеств.

Командир не ответил. Он молча крутил баранку и, казалось, был сосредоточен лишь на одном — на преодолении крутых поворотов узкого шоссе. Конечно, Менгарт знал все коварные участки дороги и вел машину механически, не обращая внимания на спидометр. Так же быстро, как лента асфальта под колесами, в его голове проносились мысли. Как он все объяснит своему заместителю, инженеру дивизиона? Что скажет, когда снова увидит Ридла? Они встречались на утренних построениях, и Менгарт молчал. Молчал, потому что не знал решения. Молчал и верил. Верил в свой авторитет, в то, что начальство ценит его мнение, верил в правильность своего выбора.

— Ну так что, будешь готовить документы на Главку? — приставал Сойка. Но командир продолжал оцепенело смотреть сквозь лобовое стекло на дорогу. Нелегко признавать поражение.