На всю жизнь (повести) - В. Подзимек

— Ярослав! Ты откуда взялся?

Командир дивизиона официально доложил:

— Подполковник Менгарт и майор Сойка просят принять. — Потом добавил уже тише: — Не хотел бы беспокоить, Вилем, но…

— Ты беспокоишь? — Генерал засмеялся. — Ведь я не видел тебя, наверное, десять лет, — сказал он, пожимая обоим офицерам руки.

Менгарт коротко и четко доложил о причинах, которые привели его сюда. Он придерживался фактов, оставив в стороне свое мнение и чувства.

— Не хотелось бы, чтобы в молодом инженере дивизиона осталось что-то такое, что, по словам товарища майора Сойки, нельзя будет устранить, как какую-нибудь поломку в оборудовании, — сказал он в заключение.

Генерал, слушавший его до сих пор внимательно, повернулся к Сойке.

— Я разберусь с этим делом, товарищи, — пообещал он.

В кабинет заглянул работник секретариата.

— В следующий раз позвони мне, Ярослав, я выкрою время для нашего разговора, — сердечно простился с ним генерал…

— Ты никогда не говорил, что знаешь генерала лично, — произнес Сойка, когда они пробились сквозь плотное движение на магистраль, ведущую в Пльзень, и Менгарт облегченно вздохнул.

— А ты никогда и не спрашивал, — лукаво ответил он, перестраиваясь перед автозаправочной станцией.

— Вообще-то Ридлу стоило бы заплатить тебе за полный бак бензина, — махнул майор рукой в сторону бензоколонки.

— Не торопи события, — пробурчал Менгарт. — Генерал — человек строгий, я его знаю.

19

Даже в самых красочных, до мельчайших деталей продуманных представлениях о том, как она познакомит с родителями своего избранника, Шарка не могла предугадать всего, на что способна реальная жизнь. Впрочем, эти представления не всегда были романтическими. Ее коробило от того, что она может попасть с будущим мужем в обстановку семейного разлада, что мать с отцом забудут о торжественных минутах, переживаемых дочерью, и продемонстрируют одну из многих ссор своего богатого репертуара, какие в период взросления Шарки были обычным явлением. Теперь она их уже не боялась. Родители давно договорились вести себя взаимно вежливо на виду у людей, и все же Шарка побаивалась предстоящей встречи. А необходимость в ней возникла так неожиданно.

С того утра когда Гинек признался, что у него появились сложности в работе, Шарка пребывала в каком-то странном состоянии. С одной стороны, ей было жаль сильно переживавшего Гинека, а с другой — она всей душой желала, чтобы он никуда не уезжал. Время шло, и, когда ничто уже не говорило о том, что в деле Гинека произойдет принципиальный поворот, она решила действовать.

В тот день Шарка не могла дождаться конца рабочего дня. Она с нетерпением представляла, как сразу из школы пойдет в магазин, накупит вкусных вещей, накроет праздничный стол и, услышав шаги Гинека на пороге, зажжет свечи. Она хотела, чтобы он навсегда запомнил ту минуту, когда она сказала ему, что их будет трое.

То, что увидел Гинек, застало его врасплох. Ошеломленный, он остановился у двери.

— Ты уже знаешь? — спросил он удивленно и, подняв ее на руки, закружился с ней по комнате. — Ты самая невероятная, фантастическая, изумительная женщина!

Шарка еще не успела опомниться, а он уже начал рассказывать ей, как на «большой проповеди» командир дивизиона шокировал всех, когда в самом конце ни с того ни с сего подал команду «смирно» и объявил приказ вышестоящего командира.

— Пусть не рассказывает мне, что он не знал об этом еще в пятницу, — сиял Гинек. — Заставил меня вариться в собственном соку два дня. Наверное, у него на самом деле вместо сердца кусок льда, хотя… Представь себе… потом он нас всех поздравил. Дело в том, что одновременно он назначил Душана Главку исполняющим обязанности инженера дивизиона, а на место Душана перевел молодого Майерчика, ты его не знаешь… Ну а когда командир подавал нам руку, то обратился ко мне перед всеми на «ты». Перед всем дивизионом! Посуди, сам Менгарт! И он не оговорился…

Гинек не догадывался, не мог догадаться, что Шарка с трудом слушает его беззаботную речь, через силу старается не испортить ему радость. Они просидели за столом почти до утра. Шарка так и не нашла в себе силы сказать ему о ребенке. Она знала, что этим поставила бы его перед трудным решением. Скорее всего, Гинек заявил бы начальству, что не может ехать по серьезным причинам. Она нисколько не сомневалась в этом, потому что чувствовала, как сильно он ее любит. Но в то же время она видела, что ему очень хочется поехать.

В последующие дни она все-таки надеялась, что приказ будет кем-то отменен, что в обители романтиков появится связной и сообщит Гинеку, что он должен немедленно прибыть в штаб, а вечером он вернется… Пусть даже он вернется через день, два, даже через три дня, она бы выдержала…

Но Гинек устраивал свои дела перед отъездом, что-то искал, ездил в райцентр, проходил медкомиссию, совершенствовался в русском языке, обходил знакомых, устроил прощальный вечер.

— Менгарт пообещал, что, как только дом будет построен, солдаты помогут тебе переселиться. Формальности я уже уладил с председателем жилищной комиссии. Вот номер текущего счета и подписанные чеки.

— Да не нужно это… — попыталась возразить она, но Гинек не дал ей говорить.

— В подвале два новых полных угольных ящика. Таким образом, у тебя их теперь три. Два раза в неделю к тебе будет заходить солдат, который ездит за почтой. Я дал ему запасной ключ от подвала, он будет колоть тебе дрова и приносить уголь.

И обо всем этом он успел подумать! За несколько дней он переделал массу дел, и Шарке казалось, что для Гинека нет ничего невозможного. Он очень хотел познакомиться с ее родителями. На это у них оставался только один день — день его отъезда. А она так хотела побыть с ним вдвоем в последние минуты, но… ему надо было ехать в Прагу, чтобы зайти в управление кадров министерства национальной обороны.

Они договорились поехать туда утром, а ночь провести вдвоем в обители романтиков. Это означало вставать рано утром, чтобы успеть на первый утренний поезд, а скорее всего, совсем не ложиться. Шарка послала родителям письмо, сообщив о времени их приезда. В тот же день она написала еще одно письмо, вложила его в конверт, но подписывать и запечатывать не стала. Этот конверт она положила в свою сумочку. Содержание письма она давно продумала. «Милый, нам очень скучно, но мы стараемся жить, будто ты от нас никуда не уезжал, ты рядом. Мы разговариваем с тобой, ложимся вечером с тобой и утром с тобой просыпаемся. Мы тобой очень гордимся. Ты уже, конечно, догадался, что тебе надо выбрать два имени: одно для мальчика и одно для девочки. Мы не хотели спрашивать тебя об этом перед отлетом, потому что ты бы замешкался и опоздал на самолет. Мы тебя знаем! А кем бы мы тогда гордились? Прости нас за это и выбирай имена получше, потому что после твоего возвращения времени у тебя останется немного. Целуем тебя, твои Шарка и…»

Будильник заводить не стали, не спали всю ночь. Гинек заснул в поезде. Она долго смотрела на него, но не могла наглядеться. Челка каштановых волос небрежно упала ему на глаза, закрыла лоб. Упругие губы чуть-чуть растянулись в легкой улыбке, подбородок воинственно выдвинулся вперед. Шарка пыталась запечатлеть в памяти его густые брови, невыразительный нос, небольшое родимое пятно под мочкой правого уха. Никогда раньше она его не замечала. Когда мы расстаемся с тем, кого любим, то находим то, что раньше ускользало от нашего внимания.

В Прагу они приехали в девятом часу. Мать с отцом встретили их. Несмотря на то, что был рабочий день, на обед были приглашены многие родственники, включая дедушку со стороны Шаркиного отца, с которым в последние годы не ладили. Гинек всем был представлен, он мужественно выдержал это испытание, терпеливо выслушал лекцию о необходимости семейного спокойствия для супружеского счастья.

— Дальние края, дальние края! Нас, мужчин, всегда влекли дальние края и приключения, — мечтательно проговорил отец за кофе.

Мать стрельнула в него взглядом. Все присутствующие знали почему, Гинек тоже догадывался. Шарка не скрывала от него причин частых поездок отца в Прагу. «Не переношу того, что они уже настолько изолгались друг другу, что считают ложь правдой», — как-то прокомментировала она отношения между родителями.

— Поженитесь сразу, как только вернетесь, пан инженер? — выпытывала мать. — Не хочу быть чрезмерно любопытной, но когда планируете свадьбу? Мы должны подготовиться…

— Мы известим вас заблаговременно, — ответила Шарка. — Раньше чем через полгода этого не произойдет. Папа, в последний мой приезд ты радовался, что тебя сняли с заграничных поездок и теперь ты сможешь отдохнуть. Ты снова ездишь? — спросила она ехидно.

Наступившую неловкую паузу использовал дедушка. Он принялся вспоминать, как служил до войны в знаменитом тридцать пятом полку конюхом.