На всю жизнь (повести) - В. Подзимек

И только когда они свернули в сторону объектов и миновали предупредительный знак «Военная зона! Вход строго запрещен!», подполковник сбавил скорость. К этому моменту Сойка уже отказался от попыток продолжать разговор. «Шкода» остановилась в нескольких шагах от ворот. Майор и подполковник смущенно посмотрели друг на друга. Сойка открыл дверцу. Однако командир задержал его:

— Извини, Франтишек, у меня в голове черт знает что творится… Я совсем забыл, что меня ждет Либа. Надо вернуться. А по дороге я все продумаю.

— Поезжай осторожно, — напомнил Сойка и вылез из машины. — Передай привет жене.

Менгарт потянулся к ручке, чтобы захлопнуть дверцу. Их взгляды снова встретились.

— Если будет настроение, напиши на Главку характеристику. Надо побыстрее свалить это с плеч, — сказал командир нехотя.

Заместитель по политчасти кивнул и простился с ним скорее по-дружески, чем по-уставному.

Подполковник включил передачу, легко отпустил педаль сцепления, плавно прибавляя газу. «Шкода» набирала скорость, и под спокойное урчание мотора Менгарт вновь принялся рассуждать. Главка тоже отличный офицер, прекрасный специалист, смелый. Нельзя пренебрегать и тем, что он верит в самого себя, начинает верить. Это он доказал на последнем партийном собрании. Если говорить честно, его выступление застало Менгарта врасплох. Кто бы подумал, что этот тихий начальник группы по эксплуатации так откровенно выступит? Даже слишком. Как будто ему не хватило того, что все его критические замечания были включены в доклад. Да, этот может за несколько дней перевернуть вверх ногами весь дивизион.

В зеркале подполковник увидел свою самодовольную улыбку, никак не соответствовавшую серьезности проблем, которые ему предстояло решить. И хотя он сидел в машине один, ему стало немного стыдно. Есть ли причина для улыбки у того, кто проигрывает? «Поражения тоже жизнь», — возразил он сам себе, но от горечи, появившейся во рту в тот миг, когда он говорил себе это, избавиться ему так и не удалось.

Он ощущал горечь и когда говорил с женой, побледневшей, истощенной, с прозрачной кожей на исхудавших руках, исколотых иглами. Глаза Либуши загорались искорками всякий раз, когда он появлялся на пороге больничной палаты.

— Тебя что-нибудь беспокоит? — заботливо спросила она.

— Меня? Откуда ты взяла? — попытался он разыграть удивление.

Узкие, синеватого оттенка губы плотно сомкнулись, за чем должно было последовать: «Не притворяйся, за тридцать лет я так тебя изучила, что знаю даже то, чего ты сам о себе не знаешь».

Он был уверен, что его жена хочет сказать именно это, и потому опередил ее:

— Меня беспокоит то, что я не могу тебе помочь и что нельзя отвезти тебя домой. Мне так не хватает тебя.

— Все равно ты постоянно на работе, я-то тебя знаю, — улыбнулась она, беря его за руку. — Не останусь же я здесь вечно, Ярка. Скоро ты меня отвезешь домой, вот увидишь. Еще будешь чертыхаться, когда я снова начну зудеть, что ты взял в жены не меня, а свой дивизион.

— Не буду, я уже не тот… Ты мне нужна, — тихо сказал Менгарт, и только один он знал, что это не слова утешения, а правда.

Командир дивизиона пробыл у жены до самого вечера. Неожиданно, более чем когда-либо за последние месяцы, он испугался одиночества, которое всегда обрушивалось на него вместе со сгущающимися сумерками за окном. Когда старшая медсестра закрывала за ним дверь, в голову ему ни с того ни с сего пришла странная мысль: а что, если он овдовеет? Он противился ей всеми силами, но она все же успела вызвать лавину сомнений. Каково состояние Либуши на самом деле? Не скрывают ли чего врачи? Почему главврач разрешил ему посещать жену и в неотведенные для этого дни?

«Ты очень устал, — пришел он к выводу, когда добрался до стоянки. — Задания сыплются со всех сторон, требования к боеготовности растут… А тут еще эта заваруха с Ридлом». Подполковник снова почувствовал особую горечь, он знал, что не избавится от нее до тех пор, пока не получит письменного приказа и не прочитает его перед строем офицеров и прапорщиков.

Несмотря на мелкий дождь, Менгарт оставил машину перед гаражом и направился к дому. Потом раздумал, повернул к воротам и по улице прошел к дому, где жил Сойка. «Зачем, черт возьми, лишать возможности лучшего кандидата? — в сердцах проговорил он, но, оказавшись перед старым кирпичным зданием, нерешительно затоптался на месте. — Забыл о приказе, командир?»

Посмотрел вверх. В квартире Сойки горел свет. «Франтишек как раз сейчас пишет на Главку характеристику», — решил он и подумал, чем сможет ее потом дополнить. Проклятие, да когда же он избавится от этой проблемы? Сколько других, важных дел осталось из-за нее в стороне?!

Перед сном мысли его вновь вернулись к Главке. Он подивился тому, сколько аргументов говорило в пользу капитана. Обязанности свои выполняет осознанно и старательно, все успевает делать в срок. «Неброскую, но систематическую работу мы по достоинству оцениваем, как правило, только тогда, когда возникает вопрос, кем заменить того, кто ее делал», — пульсировала в голове мысль. В тот вечер Менгарт долго не мог уснуть.

Командир нетерпеливо ждал материалов комплексной оценки, которые готовили на начальника группы по эксплуатации майор Сойка и партийная организация. Его не очень интересовало содержание документов, он был уверен, что формулировки будут точными и четкими, сам он вряд ли напишет лучше. Не сомневался он и в том, что мнение партийного комитета будет идентично мнению Сойки; однако он хотел приготовить документы для начальства как можно скорее, сдать их и снова целиком посвятить себя вопросам учебно-боевой подготовки дивизиона. Изучая характеристику, написанную Сойкой, он обратил внимание на незначительное замечание, что «в перспективе капитан Главка, несколько амбициозный, хорошо подготовленный офицер, на наш взгляд, лучше всего себя проявит в функции командира…» Как будто Франтишек хотел подсказать ему ответ на вопрос, который Менгарт столько раз задавал себе: в чем заключается существенное различие между Ридлом и Главкой. Почему Менгарт так цепляется за кандидатуру Ридла? Ридл, несомненно, талантливый инженер, для такого задания он подходит больше, намекал Сойка, и Менгарт согласился с этим. Посидев еще с минуту над характеристикой, он положил ее на стопку документов из личного дела капитана Главки…

И вот теперь они снова едут в районный центр. Асфальт сменился щербатой булыжной мостовой, когда Сойка заговорил о главном. Он все время пытался затеять разговор о разных банальных вещах, например о глушителе автомобиля. Но Менгарт оставлял без внимания его слова. Как загипнотизированный, он глазел на столбы светофоров на центральном городском перекрестке, от которого их отделяло несколько десятков метров. Подполковник увидел, что для них загорелся красный свет. В последнюю секунду он крутанул баранку и занял место в соседнем ряду; вместо того чтобы ехать направо, к штабу, командир повел машину прямо по дороге, ведущей из города.

Сойка, встревоженный поначалу этим неожиданным маневром, снова удобно устроился на сиденье и обратился к командиру:

— Сделай такое кто-нибудь из наших водителей, не миновать ему хорошего нагоняя. А куда мы, собственно, едем?

— Наверх, — пробасил Менгарт и бросил быстрый взгляд на заместителя. — Ты не против?

Майор тихонько присвистнул.

— А почему бы и нет? Авось увидим еще разок какого-нибудь большого начальника, — ответил он.

Когда они проходили лабиринтом коридоров, Сойку удивило, сколько офицеров, встречавшихся им на пути, командир знает лично. Они здоровались с ним, некоторые останавливались, чтобы перекинуться несколькими дружескими словами. Но высокий плечистый капитан, работник секретариата, непоколебимо стоял на своем:

— Вы не согласовали ваш приход заранее, сегодня у генерала перенасыщенная программа.

— Да нам надо всего несколько минут… Мы подождем, — не сдался Менгарт и сел в кресло. Он заметил, как капитан недовольно поджал губы, и одновременно поразился: какое спокойствие охватило его самого. Еще утром он встал мрачный, на работу поехал на добрых полчаса раньше, чем обычно, в надежде сделать кое-что до отъезда, но так и не смог сосредоточиться. И только выехав из города, он сбросил с себя неприятный груз впечатлений последних дней. Он, конечно, никогда бы этого публично не признал, но в тот момент он был абсолютно уверен, что иногда недостаточно только отдать приказ. Подполковник невольно взглянул на майора. И хотя майор не мог знать, о чем он размышляет, выражение лица его будто говорило: «Посмотрели бы на тебя сейчас те, кто дал тебе кличку Сосулька».

Двери генеральского кабинета неожиданно распахнулись, и из них вышел поседевший мужчина, высокий, с большим лбом и внимательными глазами за стеклами очков, сверкнувшими на солнце вместе с золотым шитьем на погонах. Вместе с ним в приемную вышли несколько старших офицеров. Менгарт и Сойка застыли по стойке «смирно». Генерал остановился, движением руки попросил полковников подождать.