На всю жизнь (повести) - В. Подзимек

Она быстро повесила зеркало снова на стену.

Как бы выглядел Гинек, если бы она сообщила ему, что… у них будет ребенок? Она попыталась представить себе его лицо. Серьезное, с легкой иронией, улыбающееся, удивленное… Нет, ни одно из них ей не нравится. На лице будущего отца в такую минуту должно отражаться все — радость и озабоченность, страх и вера, нежность и ответственность. Ребенок — это божественный дар, но дар этот требует тебя всего, без остатка.

Шарка испугалась собственных мыслей, но предчувствие — это еще не реальность.

Она несколько раз провела гребнем по волосам, и они рассыпались по плечам, покрыли спину. С минуту она раздумывала, что с ними делать. Наконец решила собрать их в пучок, наперед зная, что пучок ей совершенно не к лицу. Умышленно, конечно, чтобы привлечь внимание Гинека. Вспомнила, что новую бледно-голубую ночную рубашку, недавно купленную, он не заметил.

Новая прическа делала ее лет на десять старше. Она вытащила из ящика оправу очков от солнца, из которой когда-то высыпались разбившиеся стекла. Шарка водрузила эту оправу на носик и нахмурилась. «Как брюзгливая старая баба, — подумала она. — Еще несколько лет учений, тревог, проведенных в одиночестве ночей — и ты будешь похожа на противную сову».

В замке загремел ключ. Шарка застыла от напряжения. Сначала в прихожую вплыл портфель Гинека, потом и сам он. Она молниеносно сорвала очки, они упали куда-то на пол, и стремглав бросилась к двери. Прижалась к груди Гинека, обвила руками его шею. На улице шел дождь, она чувствовала капельки на форме Гинека. Холодные и неприятные, они легко проникали сквозь тонкую рубашку. Они поцеловались.

— Намокнешь вся, сильный дождь на улице. — Он попытался легонько ее отстранить.

Шарка не сдавалась. Она еще плотнее прижалась к нему.

— Парень, ты преступник. Оставлять меня каждый вечер одну — преступление. А если еще знать, что через несколько дней уезжаешь, то это отягчающее вину обстоятельство.

Гинек сделал очень серьезное лицо:

— Каждый осужденный имеет право на защиту, отпусти меня и дай мне такую возможность.

— Согласна, но с одним условием. Что сегодня ты уже никуда не исчезнешь.

— Хорошо.

— Даже если позвонит связной? — лукаво посмотрела она на него.

Гинек рассмеялся:

— Что у тебя на голове? Не хватает только посадить на твою макушку воробьев… Что это ты такое сотворила?

— Не уклоняйся от ответа. Так как со связным? Говори, братец, без раздумий, — настойчиво требовала она.

— Если без раздумий, то обещаю, — согласился он и поцеловал ее.

Шарка ослабила руки.

— Но если поразмыслить, то исключить такую возможность нельзя, — добавил он.

— Нет, с тобой, парень, все ясно, ты всегда найдешь какую-нибудь отговорку. — Шарка надела халат и стала накрывать на стол. Она снова подумала, что он в мыслях далек от нее, но она ошибалась.

— Так что ты сделала с волосами? — снова поинтересовался он.

— Хотела, чтобы ты меня заметил, — призналась она.

Хотя Шарка стояла к нему спиной, она почувствовала, что Гинек опешил. Через минуту он встал, обошел стол и взял ее за талию.

— Я мало уделяю тебе внимания, знаю это, но не сердись, иначе нельзя. Не могу же я там опозориться.

— Я не утверждаю, что ты не уделяешь мне внимания, я только хотела, чтобы ты заметил меня.

— Но ведь не замечать тебя и означает не уделять тебе внимания.

— Нет, ты говоришь не то.

— Именно то. Ты дала мне понять это еще у двери.

Шарка с удивлением заметила, как посерьезнело его лицо, как взволнованно он зашагал по кухоньке. В другой раз он бы подшутил над ней, подразнил, чтобы заставить ее капитулировать, и все закончилось бы общим смехом или, в худшем случае, ее пятиминутной обидой. Но таким она его еще не знала.

Гинек исчез в комнате. Через минуту оттуда донеслись звуки концерта Гайдна для органа и оркестра. Гинек давал ей понять, что продолжать разговор он не рекомендует.

Шарка вымыла и вытерла посуду, приготовила себе одежду к завтрашнему рабочему дню и стала ждать.

Музыка дозвучала. Шарка напряженно ждала, станет ли он слушать концерт великого композитора в третий раз или поставит другую пластинку. По логике мог бы последовать Бах — орган был слабостью Гинека. Особенно в минуты, когда он считал необходимым остаться наедине с самим собой.

Но, видимо, Гайдна ему хватило. Проигрыватель замолк, раздались позывные новостей второй телевизионной программы.

Теперь она уже могла войти в комнату. Гинек лежал на диване в рубашке и брюках. Шарка невинно улыбнулась, посмотрела ему в лицо.

— Успокойся, я уже тебя заметил, но будь любезна, расчеши этот стог, — сказал он. — И если ты прогуливаешься здесь в своей ночной рубашке тоже только для того, чтобы я ее заметил, то, будь уверена, я о ней знаю. Почему вы, женщины, считаете, что мужчины должны низвергать поток слов по всякому поводу?

— А почему до вас никак не дойдет, что это нам приятно?

Буря миновала.

Они вновь были в объятиях друг друга после длительного перерыва. По крайней мере, Шарка неделю считала вечностью. Неделя… А как ждать полгода? Слово «полгода» навевает ужас, «шесть месяцев» — звучит лучше, а сто восемьдесят дней ждать можно. Она отметит их в календаре и будет зачеркивать. Каждое утро, сразу, как только встанет.

Календарь! Она вспомнила свои несложные математические подсчеты. Как Гинек поведет себя, узнав, что они ждут ребенка? В таком случае он, конечно, никуда не поедет! Эта мысль омрачила ее. Тогда они пошлют кого-нибудь другого. Гинек не допустит, чтобы она осталась одна — незамужняя, беременная, да еще одна! Нет, такого Гинек никогда не допустит.

Ее охватило волнение. Как-то неожиданно Шарка почувствовала, что ничего так сильно не желает, как оказаться в положении. Она зажгла лампочку, взяла со стола будильник и завела его на полчаса раньше, чем обычно. Погасив свет, она крепко прижалась к Гинеку. В тот вечер она долго не могла заснуть. Потом все-таки задремала, но будильник разбудил ее. Гинек даже не пошевелился.

Она на ощупь добралась до выключателя на кухне, зажгла свет и потихоньку закрыла за собой дверь. В кухне было холодно. Шарка отодвинула занавеску, отделявшую душевую, и пустила воду, Газовая колонка загудела. Тогда Шарка погасила газ и осталась стоять под струей холодной воды. Живительный поток снял остатки сна, прояснил мозг. Ей показалось, что она выстояла под холодным душем рекордное время.

Потом Шарка зябко завернулась в махровую простыню. И только после того, как оделась и привела себя в порядок, она приготовила завтрак и разбудила Гинека. Нежно, легонько. Он проснулся не сразу.

— Сегодня ты выглядишь — прямо блеск! — одобрительно изрек он за завтраком.

— Браво, парень учится замечать, — ехидно сказала она.

Гинек, как обычно в последнее время, очень торопился. В школу Шарка отправилась одна. Она спасалась от дождя под зонтом, и все ей сегодня казалось великолепным. Вышагивала она легко и торжественно. А потом сомнение охватило ее. «Ты что себе вбиваешь в голову? Может, ты вообще не беременна?» — подумала она, погрустнев, но в кабинет директора объяснить, что идет к врачу, Шарка вошла в хорошей настроении.

Бартова всплеснула руками:

— Что-нибудь серьезное? — И, не дожидаясь ответа, затрещала: — Питру вызвали на курсы повышения квалификации, Яндова больна ангиной, всего нас осталось пять с половиной, а теперь ты…

— Мне надо в женскую консультацию, — перебила ее Шарка.

— Уж не хочешь ли ты сказать?.. — Директор сняла и снова нацепила очки.

— Скорее всего, да…

Бартова подошла на шаг к Шарке, осмотрела ее с головы до ног, потом взяла девушку за руку.

— Да что там! Главное, чтобы у тебя все было в порядке, мы тут как-нибудь обойдемся, — сказала она мягко, по-матерински. — Пару месяцев нам еще поможешь, а там увидим. Прости, что я так резко на тебя обрушилась, сама понимаешь: заботы, учить-то детей надо.

— Да ведь я еще ничего конкретно не знаю, — улыбнулась Шарка. Но она была рада, что директор школы восприняла эту новость именно так.

Врач-гинеколог за время осмотра пациентки не произнес ни одного связного предложения, ограничиваясь в основном междометиями «гм», «ага». Когда обследование было закончено и Шарка села, вся в напряженном ожидании, на стул около его рабочего стола, врач наконец произнес:

— Поздравляю вас, мамаша.

Шарку эти слова поразили своей простотой. Потом она уже не воспринимала его многочисленные советы и рекомендации, в ушах звучало только его поздравление.

Шарка не помнила, как вышла из кабинета, как в ее руках оказалась регистрационная карта. Выйдя из приемной, она пошла по длинному коридору к выходу. Шла гордо, охваченная особым, до сих пор неизведанным чувством.