Дары смерти (перевод Snitch) - Джоанн Роулинг

Запах из кухни усиливался: пахло как будто горелыми подштанниками. Гарри подумал, сможет ли он съесть достаточное количество стряпни Ксенофилия, чтобы не обидеть его.

— Но вот насчёт плаща, — медленно проговорил Рон. — разве вы не видите, что он прав? Я так привык к твоему плащу, Гарри, и никогда толком не задумывался, какая это отличная вещь. Я о других таких никогда не слышал. Он никогда не подводит. Нас под ним ни разу не засекли…

— Ну конечно, мы же были под ним невидимы, Рон!

— Да, но всё, что он говорил про другие плащи — а они, знаешь ли, не по кнату за десяток продаются — это правда! Мне раньше в голову не приходило, но я про них слыхал: когда они стареют, из них чары выветриваются, или, бывает, рвутся от заклятий, и получаются дырки. А Гарри плащ достался от отца, значит, он даже не новый, так? но он… просто идеальный!

— Да, это так, Рон, но камень…

Пока они переговаривались шёпотом, Гарри бродил по комнате, слушая их только краем уха. Подойдя к винтовой лестнице, он рассеянно обратил взгляд наверх, и кое-то сразу же привлекло его внимание. С потолка комнаты этажом выше на него смотрело его собственное лицо. После мгновенного замешательства он сообразил, что это не зеркало, а картина. Движимый любопытством, он начал взбираться по лестнице.

— Гарри, ты что? Думаю, не стоит тут ходить и всё разглядывать, пока его нет!

Но Гарри уже добрался до следующего этажа. Луна украсила потолок своей спальни пятью превосходно нарисованными портретами: Гарри, Рон, Гермиона, Джинни и Невилл. Они не двигались, как это делали картины в Хогвартсе, но в них всё равно была какая-то магия. Гарри показалось, что они дышат. Вокруг портретов извивалась как будто тонкая золотая цепочка, соединяющая их вместе, но вглядевшись как следует, через минуту или около того Гарри понял, что на самом деле цепочка складывалась из одного слова, написанного золотыми чернилами, повторённого тысячекратно: «друзья…друзья… друзья…»

Гарри почувствовал прилив нежности к Луне. Он оглядел комнату. Возле кровати висела большая фотография: маленькая Луна и женщина, очень похожая на неё. Они стояли обнявшись. На этом снимке Луна была причёсана куда лучше, чем в любой день, когда Гарри видел её в жизни. Фотография была покрыта пылью. Это показалось Гарри немного странным. Он внимательно осмотрел всё вокруг. Что-то было не так. На бледно-голубом ковре тоже лежал толстый слой пыли. Дверцы гардероба были распахнуты, одежды в нём не было. Кровать казалась холодной, негостеприимной, как будто в ней не спали несколько недель. По ближайшему окну тянулась паутина, вырисовываясь на фоне багрового неба.

— Что там такое? — спросила Гермиона, когда Гарри спустился по лестнице, но прежде чем он успел ответить, из кухни поднялся Ксенофилий. Он был уже на самом верху лестницы и держал в руках поднос, на этот раз уставленный тарелками.

— Мистер Лавгуд, — обратился к нему Гарри, — где Луна?

— Что, простите?

— Где Луна?

Ксенофилий остановился на верхней ступеньке.

— Я же… я уже сказал: она ушла к Нижнему мосту наловить плим-плимов.

— Тогда почему вы поставили на поднос только четыре тарелки?

Ксенофилий попытался что-то сказать, но не мог издать ни звука. Было слышно только непрерывное пыхтение печатного станка да лёгкое дребезжание подноса: у Ксенофилия тряслись руки.

— По-моему, Луны здесь нет уже много недель, — сказал Гарри. — Исчезла её одежда, в кровати давно никто не спал. Где она? И почему вы всё время смотрите в окно?

Ксенофилий уронил поднос. Тарелки с грохотом разбились. Гарри, Рон и Гермиона вытащили волшебные палочки. Ксенофилий застыл, его рука замерла на полпути к карману. В этот миг печатный станок переполнился, бесчисленные номера «Придиры» потоком хлынули из-под скатерти по всему полу, и машина наконец смолкла. Гермиона нагнулась и подняла один журнал, не отводя палочки от мистера Лавгуда.

— Гарри, взгляни! — Он подошёл к ней так быстро, как только позволял кавардак на полу.

На передней обложке «Придиры» красовалась его фотография, удостоенная подписью «Неугодный номер один» и сопровождавшаяся суммой вознаграждения.

— Значит, у «Придиры» теперь новые взгляды? — холодно поинтересовался Гарри. Его мысли неслись с бешеной скоростью. — Так вот зачем вы ходили в сад, мистер Лавгуд? Отправили сову в Министерство?

Ксенофилий облизал губы.

— Они забрали мою Луну, — прошептал он. — Из-за статей, что я пишу. Они забрали Луну, и я не знаю, где она… не знаю, что они с ней сделали. Но, может быть, они её вернут, если я… если я…

— Если вы сдадите им Гарри? — закончила за него Гермиона.

— Не пойдёт, — решительно заявил Рон. — Убирайтесь с дороги, мы уходим.

Ксенофилий был мертвенно-бледен, он будто враз постарел на сотню лет, рот растянулся в отвратительной хищной гримасе.

— Они будут здесь с минуты на минуту. Я должен спасти Луну. Я не могу потерять Луну. Вам нельзя уходить.

Он встал перед лестницей, раскинув руки, и перед глазами Гарри внезапно мелькнуло видение: его мать, делающая тот же самый жест перед его кроваткой.

— Не заставляйте нас делать вам больно, — сказал Гарри. — Отойдите с дороги, мистер Лавгуд.

— ГАРРИ! — пронзительно вскрикнула Гермиона.

Мимо окон пролетели фигуры на мётлах. Как только все трое отвернулись от Ксенофилия, он достал волшебную палочку. Гарри как раз вовремя осознал свою ошибку и метнулся в сторону, оттолкнув Рона с Гермионой из-под удара. Оглушающее заклинание Ксенофилия пролетело через всю комнату и угодило в рог громоноса. Раздался взрыв невероятной силы. Казалось, от одного его звука всю комнату разнесло вдребезги. Во все стороны полетели обломки дерева и камня, обрывки бумаги, поднялось непроглядное облако густой белой пыли. Гарри пролетел по воздуху, потом грохнулся на пол. На него сыпался град обломков, он ничего не видел и только прикрыл голову руками. Он слышал, как взвизгнула Гермиона, завопил Рон, а по множеству глухих ударов по железу, от которых делалось дурно, он понял, что Ксенофилия сбило с ног взрывом и он покатился задом наперёд с винтовой лестницы. Наполовину засыпанный обломками, Гарри попытался подняться. Из-за пыли было трудно дышать и почти ничего не видно. Потолок наполовину обвалился, и в дыру свешивался конец Луниного ожерелья. Рядом валялся бюст Корбины Когтевран, у которой не хватало половины лица, в воздухе носились рваные клочья пергамента, а основная часть печатного станка лежала на боку, перекрывая верхнюю площадку лестницы, ведущей в кухню. Потом к Гарри приблизилась ещё одна белая фигура: Гермиона, похожая на статую из-за толстого слоя белой пыли, прижала палец к губам.

Внизу с грохотом распахнулась дверь.

— Разве я не говорил, Треверс, что спешить было без надобности? — произнёс грубый голос. — Говорил я, что этот псих, как всегда, несёт околесицу? — Послышался грохот, и Ксенофилий вскрикнул от боли.

— Нет… нет… он наверху… он, Поттер!

— Я же тебе сказал на той неделе, Лавгуд: мы придём, только если будут верные сведения! Помнишь, что было на прошлой неделе? Ты хотел обменять свою дочь на эту дрянную штуку для головы? А ещё неделей раньше… — снова грохот, снова вскрик, — ты вообразил, что мы её отдадим, если ты докажешь, что существуют… — бум! — …мордоголовые… — бум! — …козляки!

— Нет… нет… умоляю! — рыдал Ксенофилий. — Там правда Поттер, это он!

— А теперь, получается, ты вызвал нас, чтобы взорвать! — прорычал пожиратель смерти. Послышался град ударов вперемешку со страдальческими воплями Ксенофилия.

— Дом-то, похоже, вот-вот рухнет, Селвин, — произнёс второй, холодный голос, отдававшийся эхом вверх по искорёженной лестнице. — И лестница вся завалена. Попытаться, что ли, расчистить? Чего доброго, всё упадёт.

— Ты, лживый кусок дерьма! — заорал волшебник по имени Селвин. — Ты Поттера-то хоть раз в жизни видел, а? Думал, заманишь нас сюда и убьёшь, так, что ли? Думал, так ты получишь назад свою девчонку?

— Я клянусь вам… клянусь… Поттер там, наверху!

— Хоменум ревелио, — произнёс голос у подножия лестницы. Гарри услышал, как ахнула Гермиона, а потом почувствовал нечто странное, словно что-то стремительно пронеслось прямо над ним, накрывая его своей тенью.

— Там наверху точно кто-то есть, Селвин, — резко проговорил второй.

— Это Поттер, это Поттер, говорю я вам! — прорыдал Ксенофилий. — Прошу вас… прошу… отдайте Луну, пусть Луна будет со мной…

— Ты получишь свою малютку, Лавгуд, — ответил Селвин, — если поднимешься по этой лестнице и притащишь мне Гарри Поттера. Но если это заговор, ловушка, если у тебя там наверху сидит сообщник и ждёт, чтобы выскочить на нас из засады, то мы ещё посмотрим, оставить ли от твоей дочурки хоть кусочек, чтобы тебе было что похоронить.