Инженер страны Советов - Евгений Владимирович Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не торопясь вылез из авто и с удовольствием потянулся. Ко мне, поправляя портупею, уже шел лейтенант. Тот самый, что накануне застрелил пленного.
– Лейтенант Лехнер. Начальник ремонтных мастерских. – Он козырнул мне. – Могу я узнать о цели вашего визита, герр гауптман?
– Гауптман Краузе, – представился я, козырнув в ответ. – У вас есть сварка, лейтенант? Русские бандиты повредили наш броневик, и надо заварить пробоины.
– Конечно, герр гауптман, сейчас все устроим.
Лехнер повернулся к своим, собираясь отдать распоряжение, когда я ударом рукоятки пистолета в висок свалил его на землю. Броневик рывком выскочил прямо напротив сидящих за столом немцев, наведя на них ствол 20-миллиметровой автоматической пушки. Из грузовиков высыпали бойцы и взяли ничего не понимающих немцев на прицел. На воротах тоже все было кончено, и оба часовых лежали на земле, положив руки на затылок. Чуть в стороне стоял строй наших пленных, буквально офигевших от увиденного.
– Господа, приятного аппетита вам не желаю и советую вести себя благоразумно. С этой минуты вы все можете считать себя в плену, кроме вот его. – Я пнул ногой лежащего и слабо шевелящегося лейтенанта. – Его мы повесим как военного преступника за убийство военнопленного.
– Уваров! – уже по-русски крикнул я. – Займитесь людьми. В первую очередь накормить.
Военинженер первого ранга, а это, считай, целый полковник, Чусов Сергей Семенович сидел напротив меня за столом под навесом, где еще совсем недавно трапезничали немцы, и рассказывал о своем житье-бытье.
– В плен попал по глупости. За день до начала войны поехал с проверкой в одну из танковых частей, расположенных у самой границы, да по дороге пробили колесо. Пока возились, уже стемнело, и решили заночевать в ближайшей деревне. Хозяева такие гостеприимные попались, за стол усадили ужинать, самогоном угостили. Вот после самогона меня словно обухом по голове ударило. Подмешали в него что-то, я и отрубился. В себя пришел уже связанный в подполе. Несколько дней там держали, пока немцы в деревню не вошли. Им меня и сдали. Ну а позднее в лагере немцы предложили работать у них в мастерских, за это обещали выдавать хлеб. В лагере кормежка никакая, а так мы хлеб между всеми делили. Осуждаешь? – с вызовом спросил он.
– Нет, – спокойно ответил я, прихлебнув из кружки довольно неплохой кофе. – Не знаю, сам бы как поступил на твоем месте. А что вчера случилось? За что паренька этот, – я кивнул на висящего в петле, переброшенной через ветку одинокой березы, лейтенанта, чуть покачивающегося на ветерке, – застрелил?
– Андрюшка, дурачок, не послушался меня и решил оружие по частям в лагерь пронести. Вот и попался. Его убили, а нас лишили хлеба.
– Ясно. Немецким, как я понял, ты, полковник, владеешь?
– Извините, – он чуть прищурился, – а могу я спросить, какое у вас звание?
– Спросить можешь, узнать, пожалуй, пока нет. Называй просто товарищ командир или товарищ Шершень. Так что с немецким?
– Хорошо владею. – Чусов все так же смотрел мне в глаза. – Книги писать на нем не возьмусь, но говорю вполне свободно.
– Ну и славно! – Я не отвел взгляда. – Ты вообще как, с нами или сам по себе?
– А какие ваши планы?
– Планов у нас громадье, – я засмеялся. – Отремонтировать как можно больше танков и дать немцам хорошенько прикурить в их же тылу. Все в соответствии с разосланными в свое время инструкциями по ведению боевых действий для частей Красной Армии, оказавшихся в окружении противника.
– Тогда я с вами, конечно. А как быть с теми, что в лагере остались? – с тревогой в голосе спросил Чусов.
Лагерь, как я уже узнал, находился с противоположной стороны Поселка, на окраине, на бывшем скотном дворе.
– Сколько там народа?
– Почти полторы тысячи человек. – Чусов сжал кулаки. Похоже, у него остались не самые приятные воспоминания о лагере.
– Командиры еще есть?
Мне, если честно, не улыбалось самому тянуть командование такой массой народа. Ну не военный я. А людей вытаскивать надо.
– Какая охрана?
– Да, есть. Командиров восемнадцать человек. Охрана – пятнадцать-шестнадцать человек. Меняются каждый день. В Поселке расквартирована охранная рота, оттуда их и привозят. По углам лагеря четыре вышки. На двух стоят пулеметы, еще две просто как наблюдательные. В самом лагере пятеро из постоянного состава, комендант и четыре его помощника, один из которых переводчик.
– Это хорошо. Знаете командиров давно?
– Почти всех, кроме троих летчиков. – Чусов посмотрел куда-то мне за спину, и лицо его расплылось в улыбке. – А это что за чудо такое?
Обернувшись, я увидел картину, достойную кисти художника. По двору степенно шел Гризли, а рядом, держась ручонкой за его палец, вышагивала спасенная нами девочка. Вот, блин, так и не узнал, как ее зовут. Не бросать же было ребенка, вот и пришлось взять ее с собой.
– Это наша, так сказать, дочь полка. Каратели вырезали хутор тут неподалеку, и она единственная чудом осталась жива. Вот теперь с собой возим. Ну да ладно, теперь к делу. – Я слегка прихлопнул ладонью по столу. – Слушайте боевой приказ, товарищ военинженер первого ранга: организовать ремонт и обслуживание имеющейся техники и подготовить всю, что можно, к выходу. Можете привлечь к работам немцев, если они согласятся. Хотя, думаю, артачиться никто из них не будет.
– Надо переговорить с их фельдфебелем Шмульке. Он тут фактически старший, а лейтенант лишь так, для должности. Да и к нам относился по-людски и пару раз украдкой подсовывал пару-тройку банок консервов.
Стоило лишь Чусову назвать фамилию фельдфебеля, как я едва не подавился.
– Как его зовут? – прокашлявшись, спросил я.
– Шмульке… – под аккомпанемент моего хохота ответил Чусов и в недоумении уставился на меня.
А я все не мог отсмеяться. Очень уж фамилия у немца знаковая. Была когда-то такая юмористическая передача «Каламбур», и в ней шел сериал «Железный капут». Так там у одного из персонажей, бравого кайзеровского офицера, была точно такая же фамилия. Не удержавшись, я дурным голосом заорал:
– Шмульке!!! – И опять зашелся хохотом.
В отличие от своего киношно-юмористического худощавого и подтянутого тезки, здешний Шмульке был низеньким колобком в нелепо сидящем мундире. Услышав свою фамилию, он опрометью бросился на голос и застыл передо мной в том, что должно было, по его мнению, изображать строевую стойку.
– Яволь, герр гауптман!
– Как ваше имя, фельдфебель? – спросил я.
– Ганс, герр гауптман. – Шмульке попытался втянуть живот, чтобы выглядеть браво, но попытка явно не удалась.
– Послушайте, Ганс, о вас хорошо отзываются наши люди. Вы вели себя по отношению к ним по-человечески, в отличие от вашего начальника, – я кивнул в сторону березы, отчего
