По невидимым следам - Матвей Наумович Медведев

без суда и следствия. Вспомнили, что во время боев за город, когда сидели, прячась от обстрелов, в подвале, Верка нахально говорила: «Не видать вам русских, как своих ушей».

Но отходчивы людские сердца. Вскоре в доме на улице Страшуна люди, занятые устройством своих дел, перестали обращать на Верку внимание. А она пыталась приспособиться к новым условиям, теперь уже к Советской власти. Стала выдавать себя за сотрудника МВД. Дворнику Герману Францу, тому самому, который в свое время пожалел одинокую беременную женщину с детьми, дал ей кое-какую мебель для комнаты, шепнула по секрету, чтобы тот скрылся куда-нибудь подальше — советские органы, мол, собираются арестовать его и расстрелять за службу у оккупантов. Франц поверил этой нелепой выдумке, бросил дом, вещи и бежал из Вильнюса, скрылся на дальнем глухом хуторе. А Воронцовой только того и надо было. Она забралась в квартиру дворника и под видом описи имущества, которую ей якобы поручили, пыталась похитить вещи.

Проделка не удалась. Мошенницу разоблачили. Все же ей удалось ускользнуть от ответственности. Когда Франц вернулся в Вильнюс, Верка сочла за самое благоразумное не попадаться ему на глаза. Взяла детей, кое-какие вещи и покинула дом на улице Страшуна. Куда она делась, никто не знал. А через некоторое время прошел слух, что Воронцова живет в Латвии, там спуталась с какими-то ворами и ее посадили.

Слух этот не был лишен основания. Воронцову действительно посадили. Но не за то, что она «спуталась с ворами», а за то, что сама занималась мелкими кражами. То вытащит у кого-нибудь из кармана кошелек с деньгами, то похитит в магазине туфли. Ее арестовывали, судили, заключали под стражу, она отбывала наказание, а спустя некоторое время вновь принималась за прежнее и снова попадала в заключение.

Позже Воронцова заявляла, что делала это нарочно. Ее, дескать, «мучала совесть» за все содеянное в годы войны, и поэтому она преднамеренно стремилась попасть за тюремную решетку, чтобы искупить тем самым свою вину. Но это была ложь. Никаких душевных мук Воронцова не испытывала. Прошлое не терзало ее. Воровством она занималась лишь потому, что привыкла к паразитическому существованию. Жить как все, честно трудиться она не могла, да и не считала нужным. Тюрьмы и исправительно-трудовые колонии стали для нее привычным местом обитания. А может быть, она считала, что тут ей легче всего укрыться от возмездия? Ведь рано или поздно оно должно было наступить. Воронцова не могла не знать, что советский народ ищет и находит военных преступников и их пособников, призывает их к ответу. А ведь то, что она совершала в Вильнюсе, было всего лишь одним звеном в целой цепи ее преступлений. И никаким, даже самым тяжким, наказанием нельзя было искупить эту вину.

В годы оккупации существовала в Гатчине антифашистская молодежная организация «За Родину». Гитлеровцам удалось напасть на ее след. Двадцать пять молодых патриотов были схвачены и казнены. А выдала их Верка Воронцова.

…Фашистские оккупанты заняли Гатчину 13 сентября 1941 года и пробыли в ней около двух с половиной лет.

Некогда оживленная Гатчина притихла и обезлюдела. И не потому, что в ней, как в некоторых других населенных пунктах под Ленинградом, занятых противником, совсем не осталось жителей. Наоборот, население Гатчины в годы оккупации даже несколько увеличилось за счет тех, кого пригнали сюда гитлеровцы из других мест. Здесь были поселены жители Пушкина, Павловска, Нового Петергофа, Красного Села, Урицка, Сосновой Поляны.

Насилием, жестокостью насаждали фашисты свой «новый порядок». В Гатчине, как и повсюду, куда ступала их нога, они понаставили виселиц, создали в самом городе и вокруг него целую сеть концентрационных лагерей, где заключенных избивали, расстреливали, отдавали на растерзание собакам. Во многих местах висели таблички: «Русским вход воспрещен». Смерть витала над городом. Люди голодали, питались мхом, рябиной. В поисках пищи рылись в мусорных ведрах, в помойках, отыскивая куски хлеба, остатки чего-либо съестного. Возле городской бойни всегда стояло несколько десятков человек: ждали отбросов.

Позже гитлеровцы ввели в Гатчине частную торговлю, открыли рынок.

Вот там-то, на воротах рынка, и появилось рано утром 1 июля 1942 года объявление. Оно было напечатано типографским способом на розовой бумаге. На русском и немецком языках извещалось, что в Гатчине и Мариенбурге за активную антифашистскую деятельность группа лиц приговорена к расстрелу. Далее перечислялись имена: Дрынкина Александра, Дмитриева Валентина, Федорова Надежда, Потапова Евдокия, Шилова Екатерина, Александров Николай, Иванов Игорь, Клочьев Иван, Ловинецкий Константин, Мавринский Борис, Максимков Иван, Завалейков Михаил, Соколов Борис, Степанов Сергей, Черников Юрий.

Объявление завершалось зловещей строкой:

«Приговор приведен в исполнение 30 июня 1942 года».

Позже стало известно, что одновременно с этими девушками и юношами были расстреляны еще десять военнопленных из лагеря «Дулаг-154». Всего гитлеровцы казнили двадцать пять человек.

В тот день, когда на воротах рынка появилось объявление о расстреле патриотов, даже те, кто полагал, что можно так или иначе приспособиться к условиям оккупации, к фашистскому «новому порядку», почувствовали себя тревожно. Смерть бродила совсем рядом.

Объявление висело на воротах несколько дней. А потом его сорвала чья-то рука. Но клочок бумаги все же остался.

Этому объявлению предшествовали события, главным действующим лицом в которых была все та же Верка Воронцова.

Образования эта женщина не имела. Читать могла только печатные буквы. Да она и не стремилась овладеть как следует грамотой, знаниями. Зато другому научилась без особого труда — «воровству. Ее «наставником» в этом деле был отец — тот самый Колька Черт, о котором она вспоминала, рассказывая следователю о своем детстве. Еще когда Верка была девчонкой, подростком, отец брал ее с собой на «дело» и, пока он совершал кражу в магазине или квартире, малолетняя дочь стояла «на стреме». То, что начал отец, продолжил муж — Васька Карась. Так Воронцова на всю жизнь осталась нечистой на руку.

В оккупации воровство стало для нее основным занятием. Она ходила по деревням, забиралась в дома, похищала вещи, продукты.

Жила она вместе с сестрой Галиной и детьми в Загвоздке. Есть такое место в Гатчине. Оно расположено за Варшавской линией железной дороги. Загвоздка и в наши дни почти не изменила своего облика. Здесь нет каменных построек. На тихих малолюдных уличках стоят в окружении садов и огородов деревянные дома.

Именно с Загвоздкой связаны многие события, происшедшие в Гатчине около тридцати лет назад.

Воронцова и ее сестра занимали две комнаты в большом двухэтажном доме, неподалеку от линии железной дороги. Их соседями по дому были такие же, как и они, бывшие жители Сосновой Поляны, Урицка,