Я вам любви не обещаю (СИ) - Юлия Леонова

Сначала Наталья плакала от обиды на сестру, потом припомнились и иные поводы для слёз. Отец ждал наследника, а родилась она, для маменьки она стала сплошным разочарованием, поскольку Господь обделил её красотой и изяществом, младшая сестра вовсю пользовалась её добротой и часто искала у неё утешения, забывая о старшей сестре, как только переставала нуждаться в её обществе. Из всех только младший Павел относился к ней с теплотой и пониманием. Да и то, Наталья остро чувствовала, что Павлуша, более жалеет её, чем по-настоящему к ней привязан.

Наплакавшись вволю, Натали умыла холодной водой, опухшее лицо. Глаза, превратившиеся в узенькие щёлки, невыносимо пекло. Приложив мокрую тряпицу к покрасневшим векам, девушка откинулась на подушку. Что предпринять? Обратить внимание Бахметьева на поведение Олеси? Так, поди, и сам заметил, чай не слепой. Не даром же такой мрачный уходил. Любит, не любит! Далась Олесе его любовь, коли замуж позвал. А она, дурочка, ещё и жалела сестрицу, когда та, рыдала по сему поводу. Кто её-то нынче пожалеет? Наталья тяжело вздохнула. Оставалось только смириться и ждать. Минет Красная горка, Олеся выйдет замуж за Бахметьева, а Вершинин, даст Бог, не передумает искать её расположения. Уж чего, чего, а терпения ей Господь с избытком отмерил.

***

Простившись с семейством Епифановых, Константин Григорьевич отказался от любезного предложения графа Бахметьева довезти его до дома. Захотелось пройтись, остудить пылающую голову, привести в порядок мысли, что были взбудоражены нынешним визитом. Морозец пощипывал щёки, ветер забирался под полы шинели, но Вершинин не ощущал холода. Пред мысленным взором молодого человека все ещё стояла несравненная Олеся.

Стоило прикрыть глаза, и тотчас ему легко представлялись очаровательные черты, в ушах всё ещё звучал нежный мелодичный голос под ненавязчивый аккомпанемент гитары. Константин Григорьевич остановился, запрокинул голову, придержав фуражку одной рукой. Колючий мелкий снег хлестал по лицу, но Вершинин улыбался. «Как там, у Пушкина? – усмехнулся он. - Звучал мне долго голос нежный и снились милые черты. Господи! Ну, отчего так? А что ежели Бахметьев её и в самом деле не любит? Что ежели родители принуждают её к этому браку? Нет-нет, не стоит даже думать о том!» По каким бы соображениям сей брак не собирались заключить, его Вершинина, то совершенно не касается. Ему следует забыть о словах, сказанных прерывающимся шёпотом, о быстрых взглядах из-под ресниц.

Столь яркая красота не могла оставить его равнодушным и, конечно же, затронула тайные струнки души, заставляя чаще биться сердце, кровь быстрее бежать по жилам. Недаром же щёки весь вечер полыхали румянцем, стоило ему встретиться взглядом с Олесей. «Но, Боже! Как же нехорошо всё вышло! - вздохнул поручик. – Ведь Бахметьев просил руки mademoiselle Епифановой, и она ответила ему согласием, стало быть, и думать о ней не стоит». Тем более что такой барышне, как Олеся, ему совершенно нечего предложить.

Уже то, что Бахметьев согласился ввести его в дом к Епифановым, было неслыханной удачей. Его приветливо встретили только потому, что усмотрели в нём возможную партию для Натальи, закрыв глаза на его не слишком благополучное материальное положение. Вздумай он ухаживать за Олесей, даже не была бы она обручена с Бахметьевым, ему тотчас указали бы на дверь.

Подняв воротник шинели, Вершинин зашагал дальше. Пройдёт не один десяток лет, прежде чем ему удастся дослужиться до чина полковника, прежде чем удастся собрать какое-никакое состояние, может быть даже купить небольшую усадьбу. Уйдёт безвозвратно молодость, увянет красота, которой так щедро наделила матушка-природа, а там и старость не за горами. Да и страсть к азартным играм не раз подводила его. Он мог на протяжении года во всем себе отказывать, экономя каждую копейку, а потом спустить за вечер все сбережения. Кое-какие средства он получал из дома, но то случалось нечасто. Бывало, что и по нескольку месяцев родные не присылали ему ничего кроме писем.

Константин Григорьевич осознавал, что хорош собой, что нравится противоположному полу, потому надеялся, что сумеет очаровать не слишком красивую девицу с хорошим приданым. Ему уже довольно многого удалось добиться на службе, его довольно охотно принимали в приличных домах, правда, не во всех. Финансовое положение было таково, что он никак не мог считаться приличной партией, потому маменьки хорошеньких девиц старались своих чад и близко к нему не подпускать, опасаясь, что он легко мог бы вскружить голову любой из них.

Одно время, после встречи с mademoiselle Воробьёвой, Константин оставил, было планы о женитьбе по расчёту. Судя потому, что Вера Николавна служила гувернанткой, о приданом и речи не могло идти, но даже это его бы не остановило, коли бы судьба вновь свела их. Он часто фантазировал себе о том, что встречает её в Летнем саду, и она позволяет ему за ней ухаживать. Они часто гуляют, говорят на различные темы, а потом он, набравшись смелости, просит её руки. Правда, о том, что будет потом, он старался не думать, ибо ему сложно было представить, каким образом, он сможет содержать семью на триста целковых жалованья, что получал.

Но зато красавец-поручик был желанным гостем в салонах стареющих светских красавиц. Ему неоднократно делали тонкие намёки, что в обмен на его благосклонность могли бы разрешить его финансовые затруднения, но от столь лестных предложений он неизменно отказывался, не собираясь становиться Жигало, игрушкой в руках какой-нибудь престарелой светской львицы.

За этими грустными размышления Константин Григорьевич и не заметил, как дошёл до доходного дома, где арендовал крошечную квартиру почти под самой крышей. Вершинин легко поднялся по ступеням, отпёр замок в двери и вошёл внутрь. Лампу он зажигать не стал. Портьеры на окнах не были задёрнуты, а из-за выпавшего снега было довольно светло, чтобы не натыкаться на мебель. Аккуратно повесив на вешалку шинель, Вершинин стащил сапоги и прошёл из передней в комнату, служившую ему и спальней, и гостиной, и кабинетом одновременно.

Из всей прислуги, был у него только денщик, который нынче спал, примостившись на узком топчане в гардеробной. Будить его Константин Григорьевич не стал, поскольку постель была давно разобрана, только его и дожидалась. Раздевшись, Вершинин забрался под одеяло. Поскольку дрова давно прогорели, а подбрасывать ещё слуга не стал, экономя и без того скудные запасы, в комнатах было довольно холодно, и от того у Константина Григорьевича зуб на зуб не попадал. Поворочавшись некоторое время, Вершинин поднялся, снял с вешалки шинель и набросил её поверх одеяла. Стало немного теплее, но сон по-прежнему не шёл.