Я вам любви не обещаю (СИ) - Юлия Леонова

- Собирайся, в Бахметьево поедешь, - зло произнёс он. – Довольно без дела здесь околачиваться.

- А с этим что делать? – обвела глазами спальню и гардеробную Дарья.

- Мне все равно, - окаменело лицо Бахметьева. – Ежели что приглянулось, можешь себе забрать, остальное выкинуть.

- Как выкинуть?! – ахнула Дарья. – А коли Вера Николавна вернётся?

- Не вернётся! – выпустил её руку Бахметьев.

- И рисунки выкинуть? – робко спросила горничная.

Бахметьев задумался, а потом молча кивнул и, развернувшись на каблуках, поспешил в переднюю, желая покинуть это место и никогда более сюда не возвращаться. Всё! Довольно! Пора проститься с прошлым.

Из квартиры на Фонтанке он поехал прямиком к Ляпустину. Велел тому рассчитать остальную прислугу. Валериан Иннокентьевич осмелился поинтересоваться дальнейшими указаниями графа относительно поисков mademoiselle Воробьёвой, на что получил ответ, что все поиски следует прекратить и никогда более об этом даже не упоминать.

Вернувшись к себе на Литейный, Георгий Алексеевич заперся в кабинете с графином бренди. Налив полный стакан, Бахметьев присел на край стола, вытащил из рукава шарфик и пропустил нежный шёлк меж пальцами. Подбросил его в воздух и проследил глазами, как тот медленно опустился на пушистый ковёр у его ног. Поддев его носком сапога, отпихнул сиреневый лоскут в сторону и отвернулся. Отпив большой глоток из стакана, поперхнулся. Гортань обожгло, потеплело в груди, расслабляя скованные напряжением мышцы шеи и плеч. Допил и снова налил. Достал из портсигара сигарету, чиркнул спичкой и закурил. Сизый табачный дым повис над столом. Голова закружилась, но Бахметьев вместо того, чтобы потушить сигарету сделал ещё одну глубокую затяжку. Слегка пошатываясь, наклонился и поднял злополучный шарф, дошёл до камина и медленно опустил его в тлеющие угли. Ткань задымилась, съёжилась и занялась ярким пламенем, а он все стоял и смотрел, как догорает последняя ниточка, связывавшая его с Верой.

- Вот и всё, - усмехнулся он, когда от тонкого шелка осталась лишь горстка пепла.

Ежели бы ещё можно было и память сжечь, как этот шарф. Но всё же стало легче. Сия страница в его жизни была перевёрнута, пусть и осталась недописанной до конца, но более ничего не хотел вписывать в эту историю. Всё с самого начала было в ней неправильно. С Верочкой он совершал одну ошибку за другой. Не надобно было так близко, так мучительно близко подпускать её к себе. Она должна была остаться для него всего лишь очередным увлечением, а не ноющей раной в сердце. Более он не совершит подобных ошибок.

***

Вершинин ждал письма или записки от Натали, но проходили дни, седмица за седмицей, а весточки всё не было. Он более не осмелился бывать у Епифановых, потому как молчание Натальи расценил как отказ. Что ж, оставалось смириться. Сам виноват. Вместо того чтобы попытаться произвести впечатление на свою предполагаемую невесту, он совершенно ослеплённый красотой её сестры, весь вечер не сводил глаз с Олеси. Стало быть, его увлечённость чужой наречённой не осталась незамеченной, и того ему не простили.

Минула зима. Столица с размахом гуляла Масленицу. Однако Вершинину было не до веселья, поскольку гулять ему было не на что, а за чужой счёт было неловко, хотя и звали неоднократно. Отношения с Бахметьевым испортились с того момента, как состоялся разговор в кабинете графа, на следующий день после визита к Епифановым. Константин Григорьевич был бы рад простить Бахметьеву его резкость, поскольку понимал причины, её вызвавшие, да только Георгий Алексеевич его сторонился, удостаивая лишь холодным кивком при встрече.

В последний день масленичной седмицы, в воскресенье, Вершинин решил пройтись. Сидеть дома в четырёх стенах было совершенно невыносимо. Тем более, когда, казалось бы, даже воздух Петербурга пропитался весельем и ожиданием скорой весны. Бесцельно слоняясь по улицам города, он добрел до Адмиралтейской площади. Вся площадь была застроена деревянными балаганами и огромными ледяными горками, с которых с визгом и криками скатывались все желающие. Продавали блины и сбитень, было шумно и весело. Пёстрая компания цыган собрала вокруг себя зевак, наблюдавших, как молодой цыган в ярко-красной шёлковой рубахе заставлял тощего медведя ходить на задних лапах и проделывать различные трюки.

Константин Григорьевич, заворожённый громкими криками, подбадривающими медведя, мельканием ярких цыганских шалей и юбок тоже остановился.

Кто-то толкнул его в плечо и Вершинин обернулся. Молодой человек, совсем ещё юноша залился смущённым румянцем и торопливо извинился. Лицо мальчишки показалось Вершинину знакомым. Рассеянно кивнув в знак того, что извинения приняты, Константин Григорьевич собирался пройти дальше, но встретившись с сердитым взглядом зелёных глаз, замер.

- Олеся Андревна, - снял он фуражку, приветствуя mademoiselle Епифанову, - очень рад видеть вас, - склонился он над её рукой, затянутой в замшевую перчатку, которую Олеся соизволила вынуть из беличьей муфты.

- Константин Григорьевич, - протянула девушка, - давненько мы не виделись.

- Да, довольно давно, - согласился Вершинин. – А Наталья Андревна разве не с вами?

- Натали? Нет, - рассмеялась Олеся. – Ей нездоровится, она осталась дома. Мы с Павлом Андреевичем, - кивнула она на брата.

- Как жаль, - вздохнул Вершинин. – Передавайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления.

- Непременно, - кивнула головой девушка.

Вершинин собирался откланяться, но тонкая рука mademoiselle Епифановой проскользнула под его локоть и легла на рукав шинели.

Павел шагал вслед за сестрой и молодым офицером, стараясь не упустить их из виду, но в тоже время не подходя слишком близко, повинуясь молчаливой просьбе Олеси дать ей поговорить с поручиком наедине.

- Отчего вы перестали бывать у нас? – понизила голос девушка.

- Мне казалось, это очевидно, - также тихо ответил Вершинин.

- Вы прислали мне роскошный букет. Признаться честно, я ждала вас.

Вершинин изумлённо взглянул на свою спутницу, но она смотрела прямо, туда, где цыгане устраивали новое представление с гаданием по руке всем желающим.

Подстроившись под неторопливый шаг девушки, Константин Григорьевич размышлял над тем, как сообщить ей, что произошла ошибка, и букет предназначался вовсе не ей.

- Олеся Андревна, произошла ошибка… - вздохнул, решившись сказать правду Вершинин.

- Я понимаю, - перебила его девушка. – Я понимаю, о чём вы желаете сказать, - потупила она взор и заговорила едва слышно. – Я привыкла к мысли, что стану женой Георгия Алексеевича, но то было до знакомства с вами, - подняла она голову и заглянула ему в глаза. – С того вечера всё переменилось. Я думала о вас, а потом получила те цветы в подарок… Господи! – вздохнула она. – Я не должна вам говорить этого. Вы мне не безразличны…