Река времен (СИ) - Чи Лана

– Ты ставишь мне условия, сын?! – грозно спросил он и сделал паузу, способную посеять панику в любой душе.

Но отпрыск не только не отступил, даже голову поднял и смотрел теперь на отца своим обжигающим взглядом! Глубоко в душе Асармериб улыбнулся этому, но виду не показал.

– Что ж, я готов их принять. Ты не мальчик, за слова в ответе. Не поздней чем через три дня у тебя будет две тысячи пеших копейщиков, лучники, и довольно колесниц, чтобы обратить хоннитов в бегство. Впрочем, решай сам, какое войско пойдет за тобой. А теперь встань! Твоя бабушка, как я вижу, хочет нашептать тебе напутственных наставлений.

Асмаррах легко поднялся. Выражение его лица смягчилось, но особой радости пока не выражало.

– Благословение Эну на твоем челе, отец! Ты добр и справедлив! – поблагодарил он и замер, ожидая разрешения уйти. Асармериб устало пошевелил пальцами правой руки, выказывая согласие, и слегка качнул головой.

– Не забудь навестить свою бедную бабушку вечером, мой мальчик! – напомнила вслед удаляющемуся внуку Нарамман. – Я хочу поподробнее узнать о твоей любимой жене.

Царевич обернулся, кивнул и скрылся в темноте коридора.

– Наш мальчик серьезно влюблен, владыка, – констатировала женщина, когда шаги молодого мужчины затихли. – А от этого счастья не бывает, поверь мне. Одно хорошо, чувства со временем сгорают. И чем они сильнее они, тем быстрей. Ты принял мудрое решение, поставив условия. Любовь размягчает, а война делает твердым. Мальчик получит хороший урок.

– Тебе виднее, несравненная, – устало отозвался Асармериб. Сегодняшний гнев унес много сил, и сейчас повелитель самого крупного и могучего государства больше был склонен думать о жареной утке, чем о любовных терзаниях своего отпрыска.

– В таком случае, ты не будешь возражать, если я дам ему пару советов? – это в ее устах могло значить вообще что угодно, но перечить матери было опасно.

Блистательная Нарамман поклонилась своему царственному отпрыску и, шелестя одеждами, удалилась, оставив после себя ароматный шлейф запаха.

***

Чувство приближающейся беды обжигало Асмарраха изнутри, и отделаться от него не получалось. Отобранная печать никак не выходила из головы. Вернее не она, а намерение Энмера написать для любимой письмо от его имени! Мелкий хоннит придумал воистину достойную месть! Достойную своей гнусности! Что он напишет? Что будет, если она поверит? Да ясно уже, что будет! Ну почему он согласился тогда увести отряд?!

В глубине души царевич понимал, что ночное нападение на лагерь, в котором находится сотня солдат, опасное дело. Воины Ташмета и так спасли их, приказывать сотнику он не имел права, а просить не посмел. Но мысль о том, что он ничего не сделал, мучила его.

От всех этих чувств, наверное, впервые в жизни не хотелось видеть почтенную Нарамман. Но он слишком хорошо знал ее характер. Если не хочешь обрести в ее лице опаснейшего врага, стоит исполнять все «маленькие прихоти» этой женщины. Асмаррах вздохнул. Хотелось надеялся, что бабушка примет его выбор и поддержит.

Покои Нарамман были столь же ослепительны, как и она сама. Тонкие резные деревянные колонны из целых стволов поддерживали крышу. По стенам, расписанным яркими красками, летели удивительные птицы, цвели цветы, звери словно шли на поклон и припадали к ногам царицы. В небольшом садике росли редкие растения, которые Асармериб приобретал для своей матери со всех концов ойкумены. Между дорожками в изящных клетках пели птицы.

Бабушка ждала его на крытой веранде, заросшей виноградом. Спелые грозди свисали прямо над столиком, уставленным серебряными блюдами с закусками и кувшинами с напитками. Все было очень дорогим, но не вычурным.

Завидев приближающегося внука, старая женщина улыбнулась. Рядом с ней на низеньких плетеных скамеечках примостились две девушки: черноокая Айетимм, карешская царевна с тысячей серебряных колечек на сотне тонких косичек, и вторая, черноволосая красавица лет восемнадцати, одетая в расшитые блестящими бляшками зеленые одежды.

– Ну, девочки, – обратилась к ним Нарамман, – сыграйте нам что-нибудь. Думаю, это будет не лишним.

Девушка в зеленом грациозно поднялась и поплыла к богато украшенной арфе, стоявшей за креслом хозяйки. Айетимм достала из складок своих белых одежд тростниковую флейту. Струны дрогнули, и тихая нежная мелодия наполнила веранду.

Асмаррах миновал здоровенных темнокожих охранников на входе в бабушкины покои, ими старая Нарамман особенно гордилась, и, легко взбежав по тридцати белым мраморным ступеням, вошел в покои. Две симпатичные служанки, звеня браслетами, поклонились и проводили туда, где ожидала любящая родственница.

Бабушка, казалось, снова скучала, но царевич знал, что это не так. Нарамман всегда просчитывала все наперед, всегда думала о последствиях и о том впечатлении, которое производит. Сейчас она предпочитала казаться несколько беспомощной и, что удивительно, убеленной сединами. Это должно было подчеркнуть мудрость, хотя обычно женщина предпочитала скрывать волосы под покрывалом. Значит, слишком простым разговор не будет.

Почтительно склонившись, молодой мужчина произнес:

– Как же я рад видеть тебя в добром здравии, блистательная! Надеюсь, ничего не омрачало твоих дней?

Бабушка с видимым усилием поднялась и раскинула худые изящные руки, украшенные многочисленными золотыми браслетами. Внук в два шага преодолел расстояние, разделявшее их, и позволил заключить себя в ароматные объятия.

– Ах, возлюбленное мое чадо! – промурлыкала она. – Разумеется, я каждый день волновалась о тебе. Наконец ты здесь, но сердце мое неспокойно. Разве трудно прислать весточку хоть раз в две луны?

Она положила свои сухонькие ладони на могучие плечи внука и усадила его рядом с собой, на одну из тех скамеечек, что раньше занимали девушки.

– Успокой меня, Асмар, развей печали. Расскажи мне о той, что украла твое сердце. Позволь разделить твою радость.

Царевич бросил быстрый взгляд на девушек за ее спиной и вопросительно посмотрел на бабушку. Та удивленно моргнула и расплылась в нежнейшей улыбке.

– А я уж подумала, что ты других красавиц уж и не замечаешь! – проворковала она.

– Помнишь ли Руммину? – Нарамман поманила к себе черноволосую девушку в зеленом. Струны арфы тренькнули и замолкли. Красавица, не смея поднять на царевича томных глаз, приблизилась и почтительно склонилась.

– Совсем уж забыл ты дорогу в ее покои, – укорила внука женщина. – А ведь она тоскует по тебе. Достойный муж не должен забывать ни о женах, ни о наложницах!

Асмаррах посмотрел на девушку. Да, она была бесспорно хороша! Раньше ночи с ней доставляли ему немало удовольствия. Эту наложницу подарила ему два года назад сама Нарамман. Властная бабушка любила покровительствовать хорошеньким девочкам, устраивая их судьбу. От ее «подарков» никто не смел отказаться.

Да, Руммина была все так же прекрасна. Тонкий стан и тяжелые бедра так и манили приласкать, а пышные груди призывно вздымались, обещая неземное наслаждение. Сочные вишневые губы были удивительно мягки и сладки. Ими девушка не раз доставляла царевичу удовольствие, уж в любви она была искусна.

Асмаррах закрыл глаза. Все это было, но далеко в прошлом. Теперь от прежних утех остались только воспоминания. О том, чтобы провести следующую ночь с Румминой, думать не хотелось.

– Блистательная, пусть все твои девушки оставят нас! – тихо произнес наследник. – Иначе я ничего тебе не расскажу.

Бабушка ахнула, всплеснула руками и закусила свою все еще пухлую губку. Она изо всех сил давала внуку понять, что огорчена. Но тот был мрачен и непреклонен. В таком случае отступала даже Нарамман, тактически, конечно.

Когда красавицы скрылись во внутренних помещениях, сухонькая женщина сцепила изящные руки под подбородком, поглядела на внука и протянула:

– Ну хоть обещай мне, что навестишь ее сегодня! Неужели тебе больше не нравится моя девочка? – глаза женщины наполнились фальшивыми слезами.