На закат от Мангазеи - Сергей Че

разлилась шире и теперь сверкала в лучах заходящего солнца, как серебристая лента, зажатая меж посеревших от стужи холмов.

- Сдается мне, разбойную крепостицу мы в стороне оставляем, - проворчал воевода, разглядывая окрестности.

- Твоя правда, - сказал Шубин. – Она там, на восходе, меньше полудня пути. Доберемся до стойбища, наймешь охотника с лодкой или нартами, он тебя и довезет до твоих казаков. Я бы, впрочем, не рассчитывал, что они тебя дожидаются.

- Это как? – вскинулся Кокарев.

- Когда мы их покидали, то слышали разговоры. По крайней мере часть из них хотела в Мангазею возвращаться, как только канасгетское войско подальше отойдет.

Воевода засопел, свирипея.

- Их можно понять, - продолжил Шубин. – Начальник в плен угодил. Вокруг дикари да разбои. Что им еще делать?

Воевода бормотнул еле слышно про «сгною в остроге» и погрузился в черные размышления.

- Не страшись, воевода. Заплатишь поболе, тебя и до Мангазеи довезут. Главное, идти сторожно, лучше топями да речными закоулками, куда лесные воины навряд ли сунуться.

- Топями, значит, - усмехнулся Кокарев. – Ты насоветуешь.

Шубин пожал плечами и отвернулся.

До места они добрались только к вечеру, когда солнце уже коснулось далекого затуманенного горизонта. Река здесь делала широкую петлю, огибая плоский мыс, и разделяясь на два протока. Длинный песчаный берег полого поднимался к низким зарослям березняка, перед которыми виднелись расставленные в беспорядке конические самоедовы шалаши.

Их было много, несколько десятков, маленьких и больших, высоких и низких, украшенных орнаментом или покрытых старыми дырявыми шкурами. К реке тянулись растянутые рыболовные сети. На берегу лежали кверху днищем почерневшие лодки.

- Это место, Иринья? – громко спросил Шубин.

Иринья хмуро разглядывала стойбище, берег, корявые деревья вдалеке. Потом указала на один из шалашей, на выцветших шкурах которого едва угадывались блеклые белые символы.

- Нам туда, - тихо сказала она и снова спрятала нос в меховой воротник малицы.

Лодка повернула к берегу. Стояла мертвая тишина, только свистел ветер и шептали пологие волны.

- Стойбище пустое, - прошептал воевода и достал из мешка самопал.

Людей на берегу не было. Не горели костры и не поднимался легкий дым над верхушками шалашей. Никто не вышел их встречать, когда нос лодки со скрипом уткнулся в лежалый мерзлый песок. Только облезлая псина бродила неподалеку, хромая на обе задние ноги.

Хадри первым спрыгнул на берег, подтянул канат, привязал его к ближайшему столбу, черному, будто вымазанному сажей.

Воевода указал Макарину на скрытое дерюгой оружие.

- Бери. Чую, здесь оно точно не помешает.

Они выбрались на берег, но сделав пару осторожных шагов по скрипучему песку, Шубин остановился.

- Держитесь позади меня и глядите по сторонам в оба. Кто его знает, что тут прячется.

Псина, завидев гостей, подковыляла ближе и глухо зарычала.

- Выглядит покинутым, - заметил Макарин, рассматривая шалаши и разбросанную вокруг них утварь. Глиняные плошки, снасти, жерди, деревянные заготовки валялись в беспорядке на утоптанной земле вперемешку с перевернутыми нартами и обрезанными постромками.

Шубин медленно поднял расшитый бисером тканевый полог ближайшего шалаша и заглянул внутрь. В полутьме можно было разглядеть резной центральный столб, пустые лежанки вокруг него, потухший очаг с подвешенным над ним медным котлом. Хадри протиснулся мимо Шубина, склонился над очагом, потрогал головешки и что-то сказал.

- Меньше дня прошло, - перевел Шубин. – Зола еще теплая.

- Они явно покидали стойбище в спешке, - сказал Макарин и показал на разбросанные по циновкам полуобглоданные кости и прочие остатки нехитрой трапезы. – Может до них добралось канасгетское войско, они его увидели и сбежали?

- Может, - согласился Шубин. – Хотя оно шло на север. Но могло и сюда завернуть.

Они пошли дальше, поднимаясь к центру селения. Шубин заглядывал по пути в каждый шалаш, всматривался в полутьму, но всякий раз качал головой и хмурился.

Белый шатер стоял на самом краю стойбища. За ним, шагах в десяти, уже начиналась сплошная полоса непроходимого бурелома и темнели сцепившиеся друг с другом корявые невысокие сосны. Белые узоры покрывали всю поверхность шатра сверху донизу, линии, круги, зигзаги, примитивные рисунки бегущих людей и волков. На выгоревшем, белесом фоне они были еле заметны, но все равно бросались в глаза из-за своей чужеродности. Остальные шалаши в стойбище были совсем не похожи на этот. Темные, почти черные, они окружали его как стая грачей полярную сову.

- Белые волки, - пробормотал Шубин и замер.

- Где? – воевода аж присел от неожиданности и поднял самопал.

- Это чум Белых Волков, - тихо пояснил Шубин, пристально оглядывая странный шатер и полосу леса позади него. – Того самоедского рода, что нашел идол и был уничтожен за это. Стало быть, кто-то из них выжил.

Иринья протиснулась между Макариным и воеводой и, ни слова не говоря, двинулась к белому шатру.

- Чум Белых Волков - это еще не сами Белые Волки, - проворчал Кокарев.

- Ни один другой род не станет пользоваться чумом проклятых колдунов, - возразил Шубин и, увидев, как Иринья отодвигает полог, бросился следом за ней.

Чум Белых Волков был также пуст, как и остальные. Только связки сушеных трав, обереги, разукрашенные маски и подвешенные к тонким прутьям статуэтки говорили о том, что это жилище шамана. Посреди потухшего очага лежал обугленный длинный сверток. Около него сидела на корточках Иринья. Макарин подошел ближе и его замутило, когда среди разорванных почерневших шкур он увидел костистое обожженное до мяса лицо с выпученными глазами.

- Его пытали, - сказала Иринья. – Завернули в мокрые шкуры, долго били, потом бросили в огонь и смотрели, как он умирает. И слушали, что он говорит.

- Кто? – спросил Макарин.

Иринья не ответила, только осторожно потянула дальше обугленную шкуру, с тошнотворным треском обнажая рисунки на подгоревшей шее. Темные завитки и спирали покрывали кожу от ключиц до подбородка и блестели, будто намазанные