На закат от Мангазеи - Сергей Че

казалась больше чем снаружи. Одна из ее стен была обрушена, и вместо бревен там торчали жерди, покрытые в несколько слоев толстыми шкурами. Некогда добротное жилище теперь было похоже на кое-как залатанный сарай. С низких балок свисали гроздья сушеных трав и грибов, а по стенам, на бесчисленных полках громоздились глиняные, деревянные, стеклянные и даже каменные плошки и сосуды. Макарин втянул сладковатый сырой воздух полный странных запахов, и у него поплыло перед глазами.

Они сидели на медвежьих и волчьих шкурах в центре избы, вокруг круглого очага, выложенного диким камнем. Огонь лениво стелился по аккуратно сложенному хворосту, лизал тонкие поленья и бросал отсветы на лица.

Колдун сидел на небольшом возвышении, и, казалось, не обращал внимания на незваных гостей. Макарин украдкой рассматривал его, мысленно занося в свою походную книжицу впечатления. Здешний колдун мало походил на того скособоченного оленевода, что вечность назад привел их на самоедское кладбище. На нем не было ни рогов, ни маски, ни плохо обработанных шкур. Разве что свисающие с одежды и волос костяные фигурки роднили того колдуна и этого. Наверно, это были предметы культа, объединяющие все здешние племена. Макарин слышал все, что разболтал немец под пытками, но так и не понял, какому племени принадлежит этот отшельник. Капище было общим для всех дикарей, что жили вокруг Чернолесья, но уже давно сюда мало кто совался. Было непонятно, что делал старый колдун в этом всеми забытом промозглом месте. «Не вздумайте задавать ему лишние вопросы, - предупредил заранее Шубин. – Спрашиваем только по делу. Иначе ничего не получится». Оставалось сидеть у костра и разглядывать обстановку полуразрушенного дома и застывшее, будто вырезанное из дерева, лицо его хозяина.

- Мы прибыли издалека, - тихо сказал Шубин, глядя на колдуна. – И прошли по Запретной реке. И хозяева леса нас пропустили.

Колдун продолжал молчать, глядя в пустоту и не мигая. Было не ясно, понимает он то, что говорят или нет.

- Мы потеряли вещь, - продолжал Шубин. – У нас есть ее часть. И есть тот, кто с ней связан кровью, - он указал на Иринью. - Мы знаем, ты можешь пройти тропой мертвых и узнать, где мы найдем то, что потеряли.

Он достал из-за пазухи круглый камень и положил его перед собой. На гладкой поверхности заиграли огненные сполохи.

Колдун заметно вздрогнул, увидев Глаз Мейка. Глянул на Шубина, обвел взглядом собравшихся чужаков, посмотрел на лежащего без сознания немца, которого они свалили у входа. И снова промолчал.

- Мы знаем ваши традиции, - сказал Шубин. – Ты не имеешь права отказать нам в нашей просьбе. Если откажешь, тебе отомстят духи нижнего мира. Таково поверье.

И снова колдун не ответил. Его пальцы медленно перебирали высушенные стебли травы, растирали колосья. Мелкие зерна падали в стоящую у его ног деревянную плошку. Теперь он смотрел только на воеводу, смотрел долго, не мигая.

Кокарев пыхтел, пытаясь устроиться на шкурах поудобнее. Отдувался, вытирал пот со лба и рыскал глазами по висящим на стенах непонятным предметам, металлическим подносам на подставках, уродливым костяным статуэткам, железным кольцам с подвешенными к ним бубенцами и амулетами.

- Не нравится мне все это, дьяк, - пробормотал он. – Негоже тут православному находиться. Грех большой. Да и не знает ничего этот дикарь о нашем караване. И знать не может. А если и знает, так не скажет.

Он, кряхтя, встал, отряхнул штанины.

- Пойду-ка я, лодку посторожу, - глянул на Макарина. – И тебе тоже советую. Идем отсюда.

Немного постоял, ожидая. Макарин мотнул головой, не спуская глаз с очага.

Кокарев сплюнул, проворчал что-то про безбожников и Посольский приказ с геенной огненной, повернулся, перешагнул через немца и вышел наружу, хлопнув дверью.

Колдун проводил его взглядом. Поднял плошку и высыпал накопившиеся зерна в огонь. Пламя затрещало, распространяя по избе сладковатый запах. Колдун дотянулся до камня, взял, повертел в корявых, будто усохшие ветки, пальцах. Посмотрел сквозь него на огонь. Иринья прямая как палка сидела напротив, через очаг, и широко раскрытыми глазами следила за манипуляциями с камнем. Потом старик встал, легко и быстро, подсеменил к Иринье, протянул ей камень. Девка взяла, едва помедлив, и сжала обеими ладонями. Колдун мелко покивал, мыча и улыбаясь щербатым ртом.

- Может тебе действительно выйти, дьяк, - шепотом спросил Шубин. – Тут камланье будет. Кудесничество. Ворожейство. Нам-то оно привычно. А для тебя ладно еще только головной болью обернется.

Макарин посмотрел на Иринью, на то, как она держит круглый камень у своих губ, будто шепчет ему что-то. И снова покачал головой. «Погубит тебя когда-нибудь твое любопытство», - подумал он про себя.

- Ну, как знаешь, - сказал Шубин и отвернулся.

Их сидело четверо вокруг очага. Запах становился все гуще, сладкий, терпкий, с примесью затхлости и горечи, и Макарин вдруг понял, что они сидят на равном расстоянии друг от друга, точно по сторонам света, и тогда он принялся вспоминать дорогу через озеро, и в какой стороне висела луна, а луна висела по движению, а значит он, Макарин, сидел от очага на закат. И на юг сидел хмурый Шубин. И на восход сидела, закрыв глаза, Иринья. И на севере сидел самоед Хадри из рода Собачье Ухо. Хадри мерно раскачивался и напевал что-то свое, заунывное. А колдун брел вдоль стены, собирая пучки высохших трав, лишайников и грибов, и вслед за ним начинали дымиться, разгораясь все сильнее, связки тонкого хвороста, сложенные на металлических подносах. Огни запылали по стенам избы, осветив красным заревом свисающие с рогов и колец статуэтки и амулеты. И пополз поверху сизый слоистый дым. Старик бросил в очаг охапку сухих растений с жухлыми синеватыми цветами, и огонь радостно взвился искрами к потолку.

Хадри запел громче, и Макарин ненароком прислушался. Он не понимал слов, а может и не было в песне слов, а были только тягучие монотонные звуки, похожие то на свист ветра, то на крики ночных птиц, то на скрип нарт, и он будто воочию увидел эти нарты, запряженные норовистыми молодыми оленями, березовые нарты, разрисованные защитными символами нарты. Резво неслись они по редколесью, и приземистые лиственницы