На закат от Мангазеи - Сергей Че

на колени бубен, гладил дрожащими пальцами туго натянутую кожу и тяжело дышал. Над ним стояла, выпрямившись, Иринья.

- Ну, как успехи в гостях у мертвых? – натужно хмыкнул Макарин. – Удалось чего узнать? Меня эти ваши потусторонние дороги выкинули в самом начале.

Иринья не отвечала. Она не отрываясь смотрела куда-то за спину Макарину, и пот стекал по ее вискам.

- Немец, - сдавленно произнес Шубин.

Макарин обернулся.

Немца не было.

Скрипнула от ветра дверь.

Грохнул выстрел, и зазвенели в избе разом все подвески и бубенцы.

- Ах ты, семя сучье! – заорал снаружи воевода.

Макарин бросился к двери.

Уже светало, холодный воздух был прозрачен, и верхушки деревьев розовели в блеклом небе. Воевода стоял у края помоста, широко расставив ноги, и держал самопал обеими руками. Саженях в двадцати, там, где лесистый берег ближе всего подходил к остаткам капища, тряслись кусты. Кокарев вновь спустил курок и содрогнулся от отдачи. Грохот выстрела разнесся над озером.

- Вот, дьявол, - повернулся он к Макарину. – Ушел, подлец. Даже и не думал, что нужно дверь сторожить. Вы-то куда глядели, простофили?

- Оружие все на месте? - спросил Макарин.

Воевода хмыкнул.

- Конечно. Его-то я и сторожил. Думал, что с берега кто подплывет. А тут… Будем надеяться, что тварь сдохнет в лесу с голоду. Или окочурится от страха.

- Я бы на это не рассчитывал, - тихо сказал Шубин, наблюдая за лесом. – Теперь нам надо быть вдвойне внимательнее. Не думаю, что Хоэр просто сбежит и про нас забудет. Не знал, что на нем быстрее, чем на собаке, всё заживает. Даже подрезанный и с переломанными костями он опаснее любого зверя.

Шубин поднял голову вверх, рассматривая низкое небо.

- А вот это совсем некстати, - прошептал он, мрачнея.

С неба падали снежинки. Сперва редкие, маленькие, они легко кружились в безветренном воздухе, цеплялись за волосы и одежду и быстро исчезали на досках помоста. Потом их стало больше.

- Первый снег, - сказала Иринья, прислонясь к дверному косяку. – Зима началась.

Глава 24

Весь день они пробирались по заросшим протокам, перетаскивая лодку из одной узкой реки в другую, минуя озера и болота, огибая по широкой дуге Чернолесье. И весь день шел снег. Сизые тучи нависали над верхушками заснеженных сосен, промозглый холод пробирал до костей так, что приходилось по очереди греться у раскаленной чугунной печки, которую Шубин установил по центру лодки, рядом с мачтой. Ближе к вечеру снегопад кончился и, наконец выглянуло неяркое солнце.

- Опять зима быстрая да ранняя, - сказал Шубин, растирая руки. – Еще листопада, считай, не было, а уж снег валит. Десять лет одно и то же каждый год повторяется, а все не привыкну. Раньше в здешних местах зима наваливалась медленно, нерасторопно. Давала время подготовиться. А теперь и лето короткое, и зима долгая да суровая. А весны да осени вообще нет.

- Это везде так, не только здесь. Даже в иноземных странах, - сказал Макарин. – Зимы все холоднее, летом слякоть, а иногда и заморозки урожай побивают. Что-то изменилось в небесных сферах.

- В этот год что-то совсем уж рано, - сказал Шубин.

- Бог за грехи наказывает, - буркнул воевода. – Нечего было с колдуном связываться. Как окунулись в ворожейство, так вам боженька небо за шиворот и опрокинул. Ладно бы еще польза была. Но ведь и не узнали толком ничего. Вы как хотите, а я до разбойной крепости и своих казачков доберусь, тут же их в ряд построю и прямой дорогой до Мангазеи подамся.

- Там твоя служба, воевода, - сказал Макарин. – Ты обязан это сделать.

- Да, - Кокарев задумался. – А твоя служба, дьяк, сидеть в приказе да бумаги перебирать. И какого лешего ты в пустоши сбежал? Служек не нашел? Так я б тебе уступил парочку.

- Привык все делать самостоятельно.

Воевода вздохнул.

- Да, такой недуг мне известен. Сам болею. Если что важное один могу сделать – один и сделаю. Плохие мы с тобой начальники, дьяк.

- Время такое. Никому веры нет.

Иринья сидела на носу лодки, закутавшись в ворох шкур и накидок. С последней стоянки она не сказала ни единого слова, только вздрагивала, когда с берега доносился треск веток и шорох листьев, будто пробирался там кто, то ли человек, то ли зверь, то ли чудище. Шубин пару раз подсаживался к ней, бросив весла, пытался говорить, но девка продолжала сидеть, молча и неподвижно, втянув голову в плечи и уткнув нос в меховой воротник.

- Н-да, - сказал воевода. – Такой крюк сделать, страх пережить, мухоморов нанюхаться, и все бестолку.

- Пока рано выводы делать, - возразил Макарин. – Ее видение было смутным. Возможно, оно еще поможет.

- И ты в это веришь? – фыркнул воевода.

Макарин не ответил. Он помнил подземный мрак и бесплотный голос, шепчущий про отшельника в высоком срубе. И не знал, что услышала и увидела там Иринья. Девка отмалчивалась долго, до самого полудня, да и на стоянке была немногословна. Буркнула что-то про потерянный след, какого-то следопыта да самоедское стойбище на излучине, а потом долго шепталась с Хадри, чертила на заиндевевшем песке знаки и символы, пока Хадри не осклабился и не закивал радостно, видать, вспомнив, где оно, это стойбище. Покинув озеро, они постепенно стали заворачивать на закат, а потом и на север, в земли самоедов.

- Ворожейство дело тонкое, - сказал Шубин. – Прямых ответов в нем не бывает. Одни намеки. И караван наш, стало быть, скрыт такой пеленой, что даже подземные духи его не замечают. Они только указали следующую остановку на нашем пути. Там все и узнаем.

Воевода проворчал что-то, сплюнул и отвернулся.

Лес постепенно исчезал, растворялся сперва в невысоком редколесье, потом в болотистых низинах. Река