Нашествие - Юлия Юрьевна Яковлева

остановила их на руках старухи. Руки лежали на подлокотниках, были унизаны перстнями и напоминали куриные лапы.

«В этих руках наше будущее?» — невольно подумала Лиза. Всё это казалось нелепым.

Мать лила мёд и патоку. Лесть становилась всё сахарнее.

Старуха отвечала только «гм» и «хм».

«Как же она нас презирает, — думала Лиза. — Мы ей — как мыши. Или тараканы».

— …Вы, верно, помните, графиня, мою Еленочку, — пустилась в фальшивые воспоминания мать, очевидно, рассчитывая, что в столь почтенные лета графиня не помнит уж и собственного имени. — Вы так ласково изволили качать её на коленках.

Голова старухи чуть тряслась. Можно было принять за кивки. Очень уж хотелось. И мадам Вельде поспешила:

— Вы даже изволили тогда сказать мне, что пожелали упомянуть Еленочку, и Катеньку, и Лизаньку в своей духовной. Моё материнское сердце так было тронуто! Я не удивилась. Мы же вам дальние родственники.

Щель под носом отверзлась. Старуха ухмыльнулась и проскрипела:

— Такие дальние, что я не уверена, родственники ли вообще. Зато уверена, что впервые вижу и вас, и ваше очаровательное потомство. Что вам угодно, сударыня?

Госпожа Вельде запнулась на миг, глаза забегали.

В другой — пересчитала тактику.

В третий — бросилась к креслу и обняла ноги старухи:

— Умоляю, графиня… Простите… Я — мы — в отчаянном положении…

— Мир сей полон горестей, сударыня, — холодно отстранилась старуха.

— Что вам стоит помочь? За ваше благодеяние мы век будем молиться…

— Мне не нужны молитвы.

Отчаяние госпожи Вельде стало неподдельным. А потому — гневным.

— Какая же вам разница? — в сердцах прикрикнула на старуху она. — Вы богаты! Вы уже не успеете потратить и тысячной доли вашего состояния. Для кого ж оно тогда? Монастырям? Приютам? Вашему племяннику Бурмину? О, вряд ли он вас отблагодарит. Он и не заметит. Он и так благополучен.

Старуха оттолкнула её обеими руками.

Не столько сильно, сколь неожиданно. Госпожа Вельде упала на зад, шурша платьем, показала ноги без чулок.

— Благополучен? — затряслась старуха.

Запрокинула острый подбородок и захохотала. Громко икнула. Зашлась ещё пуще. Госпожа Вельде неуклюже, то и дело запутываясь в собственном подоле, стала подниматься.

Вбежала сенная девушка. Графиня опять икнула. Хохот тряс её тело. Девушка глянула на барыню. Бросилась, помогла госпоже Вельде:

— Извольте. Я вас провожу. Извольте. Сюда.

В хохоте старухи появились повизгивающие звуки.

Госпожа Вельде попробовала упереться. Но девка оказалась сильной, как гренадёр. Поволокла просительницу к дверям. Дочери бросились следом.

Клёкот старой графини привёл их в ужас. Лиза поспешила захлопнуть позади дверь.

«Благополучен?» — доносилось оттуда.

Вельде, толкая друг друга, скатились по лестнице. Лакей учтиво распахнул перед ними дверь.

Тем временем смех графини стал истерическим. Икота — громче.

— Благополучен?!

Старуху тряхнуло особенно сильно — она вдруг умолкла и повалилась со стуком.

Девка-гренадёр бросилась к ней. Вбежали другие. Все разом принялись подымать, растирать. Поднесли к носу соль.

Девка несколько раз хлопнула её по щекам. Потом подхватила под мышки, под колени. Подняла.

Вельде между тем уселись в карету. Лакей, ливрея которого стоила больше, чем туалеты всех четверых, убрал лесенку.

Кучер ёрзал и ждал только обычного стука хозяйки изнутри: приказа трогаться.

Но стука всё не было.

— Да ей на лакеев сотни не жалко! А на нас — и гроша жалко? — жалобно вскрикнула госпожа Вельде. Лицо её было покрыто пятнами, волосы в беспорядке. — И мы — родственники! Родственники! — всё ещё убеждала кого-то она. — Дальние.

Закрыла глаза руками и зарыдала.

Дочери неподвижно сидели, их широко открытые глаза блестели.

До сих пор нищета казалась им весёлой — вроде игры с кучей дурацких правил.

Впервые они ощутили, как она унизительна.

Елена глянула на сестёр, погладила мать по плечу:

— Матушка…

— Матушка, не унижайтесь ради нас более! — бросилась, обняла мать Лиза. — Матушка!

Мать зарыдала ещё пуще.

— Матушка, я выйду за господина Егошина. Ну? Матушка…

Мать отняла ладони от мокрого лица. Посмотрела на Елену.

Лицо отвердело. Губы сжались.

Госпожа Вельде торопливо вынула платочек. Вытерла щёки, высморкалась. Вскинула подбородок.

Крошечную её душу раздула смертельная решимость крольчихи, вставшей между лисой и крольчатами.

— Ну уж приданое я из старой ведьмы вытрясу! — объявила она и выскочила из кареты, упала с высокой подножки. Отряхнула руки. Стремительно пробежала на крыльцо.

Лакей едва успел отпрянуть от её грозной энергичности.

Госпожа Вельде взлетела по лестнице.

Прошла пустые комнаты.

Ни души не встретила.

Это озадачило её. Но не слишком. Она прошла в гостиную. Всё так же стояли диваны и кресла. Всё так же глядели портреты. Кресло стояло спиной ко всем. Валялся плед. Старухи не было.

Госпожа Вельде заметила дверь.