Нашествие - Юлия Юрьевна Яковлева

Но мог и не продолжать. Мужики переглянулись. Пропасть между «ребятами» и «господином тайным советником» красноречиво зияла прямо под ногами. Полететь в неё не хотелось.

— Давай, Пантелей, — негромко разрешил староста.

— Что ж не рассказать, всё расскажу. Ну эта… — резво приступил Пантелей, который нашёл убитых в лесу. — Я к ним когда по первости кинулся, значит…

— К мёртвым?

— Ага. Ага. К мертвякам, значит.

Из-за поворота выкатила коляска, которой правил соседский барин — как всегда, без кучера. Он даже не поглядел на стоявших во дворе господского дома. «Какого рожна он тут околачивался?» — обозлился Шишкин. Мужики проводили взглядом, дружно повернув головы, да так и остались стоять, пока за коляской оседала бежевая пыль.

«И опять господин Бурмин», — подумал Норов.

— Так что ж. Продолжай, — потребовал.

Пантелей повернулся. Поглядел на старосту. На приезжего господина. Глаза сделал тупые, как стеклянные шарики.

— Дак ведь всё.

— Как так?

— Так ничё больше и не помню.

Норов видел, что мужик врёт. Врёт в глаза.

— Так-таки и ничего?

— Напужался, видать.

— Что же тебя напугало?

— Мертвяки, видать. Как глянул, так и отшибло.

— Ты подумал, их оборотень порешил?

Пантелей осклабился:

— Оборотень? Гы-гы. Сказки это всё. Бабы детишек пужают, чтоб в лес не забредали.

— Кто же рекрутов, по-твоему, порешил?

— Кто-кто. Волк, медведь. Может, рысь.

— Да, — вдруг кротко согласился Норов, — я тебе верю.

Он почувствовал немое удивление мужиков, оно обдало его, как тёплая волна.

— Такое действительно случается. Испугавшись, человек может забыть, что видел. Ну, оставим это уголовному дознавателю, если до того дойдёт. Бог с ним. Расскажите мне, чем же бабы ребятишек пугают. Что в сказках этих?

Он заметил, как староста стиснул челюсти. Неглупый мужик понял, что загоняет их умелая рука. Прямо в ловушку. А где она — не видать. Такого не обманешь, не перехитришь, не перебреешь. Надо было выскакивать любой ценой. Староста придержал Пантелея растопыренной рукой: погодь, мол. Сам выдвинулся:

— Не слушал, господин, — смирно вздохнул, — кто ж их слушает. Оно ведь как. У бабы язык помелом. А спроси её, так она уж и не помнит, что сама молола.

Опустил взор долу.

Остальные чутко подхватили комедию, прикинулись невинными овечками, заблеяли:

— Не помним. Не слышали ничего. Не видели. Не знаем.

— Хорошо, — кивнул Норов. — Ступайте.

Мужики с видимым облегчением натянули шапки и потопали вместе со старостой.

«Канальи, — бесился Шишкин. — В молчанку играть вздумали?» Ох, жалел он, что не понял вовремя свою удачу, не повёл дело с генералом Облаковым, готов был выдрать волосы из глупой своей головы, но толку-то? «Червяк этот попов на меня напустит. В жизнь не отделаюсь. Не отмоюсь. Купцы-то народ набожный, дела со мной враз порвут».

— Дайте мне время. Я из них правду вытрясу. Выбью. Я им устрою… Под розгами они заговорят. Запоют! Соловьями запоют!

Норов глядел, как мужики на ходу что-то обсуждают с предводителем, опасливо косясь по сторонам.

— Не думаю, — спокойно заметил. — Они боятся.

— Они? — Досада Шишкина была искренней, подлинной — на кону стояли тысячные сделки с московским купечеством. — Чего они боятся? Чего?

— Не чего, — поправил Норов, — кого. И это хороший вопрос.

В конторе смоленского земского суда, куда отправился Бурмин хлопотать о том, чтобы купчую заверили скорее, пахло ровно так, как опасалась графиня Ивина: потом, чернилами, а главное, пылью, пылью, пылью. Полки гнулись под тяжестью плотно втиснутых папок, корешки их были испещрены чёрными точками — клопы чувствовали себя как дома.

— К заседателю, — ответил Бурмин на вопрос секретаря.

За дверью залпом грянул хохот. При появлении Бурмина оба весельчака умолкли. Заседатель помещался за своим столом, а на краю стола весьма непринуждённо сидел в позе, напоминающей посадку в дамском седле, не кто иной, как господин Егошин. При виде Бурмина он сделал гримасу: ба! Бурмин подчёркнуто не смотрел на него.

— Сию секундочку. — Заседатель Чирков услужливо приподнял зад. Зыркнул на Егошина — и на дверь. Тот ухмыльнулся. Отвесил Бурмину шутовской поклон на прощание.

Заседатель Чирков по роду службы знал, кто кому в губернии родственник и каким имуществом владеет. Бурмин в его мыслительной таблице помещался внизу — как помещик, который сам себя разорил нелепой раздачей вольных писем всем своим крепостным, — но при этом как бы на плавающей кривой траектории, которая могла выбросить его на самый верх, едва помрёт старая Солоухина, каковой он был единственным наследником. То есть в любой момент.

— Чем имею честь оказаться полезным? — опять нагнул стан Чирков.

— Да всё тем же. Мне угодно поскорее заверить сделку о продаже леса и уплатить положенные сборы.

— Ах… — Чирков изобразил лицом непоправимую скорбь. — Это… Боюсь, что…

— В чём задержка? Ведь дело рутинное. Стороны обо всём согласны.

Он начал перебирать бумаги на столе:

— Ну да. Так и есть. Дело ваше перешло к заседателю Ширяеву, а он…

Но Бурмин уже вышел.

У заседателя Ширяева ему