Нашествие - Юлия Юрьевна Яковлева

преградила мыши путь. Мышь отпрянула. Рванула в другую сторону. И тут же каблук Норова с треском припечатал её к полу.

От хруста крошечного черепа Шишкин поморщился: «Ну и тип». Стало неуютно в собственном кресле, в собственном доме. Всё так же не сводя взгляда маленьких острых глаз, Норов отчеканил:

— Нет, я не уголовный. Дознаватель.

— Я предположил, поскольку вы интересуетесь этим… происшествием.

— Убийством, — поправил Норов. — Но дело завёл не суд, а консистория.

— Консистория?

Шишкин, пожалуй, слишком уж тряхнул колокольчиком.

«Только попов не хватало», — теперь он уже костерил себя на чём свет стоит за то, что выкобенивался перед генералом Облаковым. Думал отбрыкаться от армейских. Отбрыкался? Теперь жри. Дур-рак.

— Что-то я не вполне понимаю, какое дело епископу…

— Обер-прокурору Синода, — поправил Норов, не сводя глаз.

— …обер-прокурору — до убитых мужиков. Они к тому же уже и не мои, по строгости говоря, а отданы в рекрутский набор.

«Вот и полоскайтесь с Облаковым. Нечего мне плешь проедать».

Вбежал лакей.

— Пашка, — приказал Шишкин, — очисти барину башмак. И убери… остальное.

Лакей невозмутимо присел перед Норовым на корточки. За пятку стянул испачканный штиблет. Каминным совком подобрал мышь.

— И пришли девку пол замыть, — прикрикнул Шишкин.

Лакей ответил поклоном. Вышел с полными руками.

Норов подождал, пока дверь за ним закроется.

— Без вас в этом деле никак, господин Шишкин. Убийство произошло на вашей земле.

Внезапно перед Шишкиным блеснул выход:

— А вот и не на моей.

— Мои сведения ошибочны? — Норов откинулся на спинку кресла, заложил ногу на ногу. Одна нога блестела чёрной лайковой кожей. Вторая показывала чулок.

Шишкин с трудом отвёл взгляд от ступней собеседника.

— Лес, где их укокошили, не мой, а господина Бурмина.

— Вот как? Я слыхал обратное.

— Ваши сведения неверны. Вам бы потолковать с господином Бурминым да с генералом Облаковым. Они к тому же изволили прибыть на место и всё осмотреть.

Норов кивнул, но взгляд его не смягчился.

— Хорошо, значит, мои сведения о том, кто владеет Борщовским лесом, неверны. Что ж, потолкую и с господином Бурминым. Но прежде — с вашими крестьянами. Живыми, — уточнил он, чтобы предупредить очередное «не мои, не знаю, ни при чём».

Шишкин сделал правдивое лицо:

— А с ними-то что? Наплетут с три короба. Только запутают. От человека благородного, образованного, дворянина толку больше.

Норов позволил себе усмехнуться. Наклонился к Шишкину так глубоко, что тот вжался в спинку кресла, отступать было некуда.

— Дорогой господин Шишкин, — тихо, как бы устало заговорил он. — Как человек, я вполне понимаю ваши усилия меня отвадить. Я правда понимаю! — не дал возразить. — Кто ж из нас, смертных, любит неприятности. Но тут, видите ли, какое дело. Мужички ваши болтают. Кто-то уж навестил родню или приятелей в окрестных сёлах и деревнях, покалякал, потолковал, те потолковали с другими, другие с третьими. Теперь только и разговоров в губернии — о мочалинском оборотне.

— Что-с?! — Шишкин присвистнул. Но против его воли щёки стали наливаться жаром. — Оборотень?

И даже изобразил смех.

Норов всё так же тихо шелестел:

— Что с них взять, скажете вы. Мужичьё, мол, быдло.

— Нешто вы приехали слушать сказки?!

— Я приехал выяснить это дело.

— Но оборотень — не дело. Это сказки! Дребедень!

Норов чуть скривился — то ли его смутил запах изо рта, то ли брызги слюны. Отодвинулся, точно отполз себе в кресло. Полюбовался свекольными щеками Шишкина, побарабанил пальцами по подлокотникам, кивнул:

— Да. Сказки. Но не дребедень. Дело государственной важности.

Шишкин хлопнул по коленям ладонями:

— Вы надо мной смеётесь.

— Ничуть. Видите ли, дорогой господин Шишкин. Колдуны, ведьмы, наговоры, сглаз, порча, оборотни, вурдалаки, вовкулаки… Мы, образованные просвещённые люди, понимаем, что сие есть старинный вымысел, древние плоды народной фантазии. И добро бы оставить их нашим господам литераторам, а не отвлекать консисторию, Синод и господина обер-прокурора Яковлева. Вот только россказни эти баламутят народ. Болтать о мочалинском оборотне в губернии уже начали. Потом начнут роптать, затем — бунтовать. Такова чернь. Положить этому конец необходимо как можно скорее. Особенно сейчас, когда повторяют слухи о войне и государь вот-вот объявит дополнительный рекрутский набор, и…

В дверях маячил лакей.

— Входи же! Входи! Что? — Шишкин обеими руками ухватился за соломинку, которая могла вытянуть его из опасного разговора.

— Господин Бурмин просит принять.

Бровь Норова изогнулась. Соломинка хрустнула пополам.

— Бурмин? — пробурчал Шишкин. — Убей бог, не возьму в толк, какое у него до меня может быть дело.

— Прикажете не принять?

У Норова приподнялась и вторая бровь.

Шишкин махнул на лакея:

— Проводи, разумеется! В кабинет. Проси обождать.

— Простите великодушно, — прошелестел Норов. — Я не хотел мешать вашим с господином Бурминым… секретам.

От его улыбочки у Шишкина окаменел желудок.

— Впрочем, нет, — остановил он лакея, — пригласи господина Бурмина сюда.