Нашествие - Юлия Юрьевна Яковлева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты соображаешь, чем рискуешь? Пока я здесь хлопочу… А что делаешь ты?
— Вы хлопочете, maman?
— Завязываю знакомства. Терплю глупости провинциальных клуш. Лишь бы узнать всё точно. Проверяю каждого подходящего молодого человека. Вступаю в переговоры с родителями. Чтобы не ошибиться. Чтобы выбрать лучшего. И это в положении, когда выбирать не приходится!
Алина закатила глаза.
— Если вас это забавляет, maman.
— Меня? Я предпочла бы поскучать на каменноостровской даче. А не забавляться здесь. Всё ради тебя! — взвизгнула мать. — А чем платишь ты? Сегодня мы приглашены на обед к Шишкиным, молодой человек — образованный, воспитанный, наследник миллионного состояния…
Алина демонстративно подавила зевок.
— …А посмотри, на кого ты похожа!
Отец добродушно отозвался из-за страницы, не глядя ни на жену, ни на дочь:
— Оставьте малышку в покое, дорогая. Пока она молода и хороша собой, беспокоиться нам не о чем. В девице всех интересует только внешность. Что бы там ни говорили.
Княгиня отставила чашку:
— Оторвитесь вы хоть на секунду от ваших гравюр! Полюбуйтесь на неё!
Отец со скучающей миной демонстративно отклонил книгу. Глянул. Хмыкнул добродушно:
— Реставрация возможна.
И снова углубился в гравюры. Алина улыбнулась. Но чуть не охнула: двигать половиной лица было больно.
— Шишкин дурак, — сказала только. — Неинтересно.
— А тебе и нужен муж-дурак, — зло бросила мать. — Который не поймёт, что ты за гадина на самом деле. С кем ты болталась ночью?
— Нет, maman. Мне нужен умный муж. Который в состоянии понять и полюбить меня такой, какая я есть.
Княгиня уже налилась ядом, чтобы выплюнуть ответ. Но обеим пришлось умолкнуть. Обе уставились перед собой. Вошёл лакей с подносом. Белела записка.
— Графиня Солоухина изволили любезно просить о немедленном ответе. Её посыльный дожидается.
Отец, мать и дочь переглянулись. Князь протянул руку.
— Графиня Солоухина? — Даже в его голосе зазвучало почтение.
Он вскрыл записку. Лакей ждал. Мать и дочь делали вид, что нет.
— Изволь передать посыльному графини, что княжна почтёт за честь, — ответил отец.
— Очень хорошо, ваше сиятельство, — ответил лакей на английский манер, и едва он, поклонившись, удалился, князь состроил жене и дочери иронически-удивлённую гримасу:
— Кто бы мог подумать, Aline. Старая карга просит тебя быть с визитом.
— Её? Меня? — в один голос изумились мать и дочь.
— Бог мой. Говорят, Потёмкин в своё время оставил Солоухиной миллион, не меньше, её муж хотел делать скандал, но миллион кому хочешь заткнёт рот и залепит глаза. — Отец исчерпал свою способность удивляться на полгода вперёд и снова углубился в гравюры.
— Сама Солоухина? — всё не верила мать.
Алина сияла:
— Господин Бурмин наверняка ей всё рассказывает.
Мать подозрительно уставилась на неё:
— С чего бы?
— Вероятно, потому, что он её единственный наследник, maman. Он не мог не рассказать любимой бабушке, тётушке или кто она там ему о впечатлении, которое я произвела на него. Я выжду немного, чтобы возбудить любопытство старой Солоухиной, а потом…
— Ты высокого о себе мнения, я гляжу, — пробормотала княгиня, но несколько обескураженно — она всё ещё осмысляла новое положение фигур на доске. — Что изумительно после твоих художеств…
— Да, maman. Я же говорила вам: я достойна настоящей любви. Не трудитесь внушить мне обратное.
— Ты… Ты…
Алина подняла руку, как бы показывая, что слова отскакивают от неё, как горох:
— Вы просто завидуете моей молодости, моей красоте и тому, что у меня всё впереди.
Поднялась. Взяла с блюда калач.
— Хорошего вам дня. Papa… maman.
— Впереди у тебя — только грязь и дерьмо! — успела услышать вслед. — Припудри хотя бы физиономию, прежде чем ехать к Солоухиной! Боже, я с ума сойду, пока её пристрою как надо.
Алина подошла к зеркалу. Физиономия и правда хоть куда. Посмотрела в профиль. Анфас. М-да. Хоть пудри, хоть нет.
Сунула руку в складки платья. Вынула комок платка, которым вытерла лицо Бурмина. Ссохшийся, коричневый.
— Что же вы скрываете, господин Бурмин? — спросила платок.
Он пах железом, кровь всегда пахнет железом. Порывом дунули непрошеные воспоминания, Алина передёрнула плечами. А? Господин Бурмин? А какой секрет — у вас? Этот слизняк, господин Норов, вас встревожил. Уголовный дознаватель… Что должен сделать светский человек, чтобы его тревожил уголовный дознаватель? Хм.
Алина сунула платок обратно.
Задумчиво откусила калач. Охнула, скривилась с куском во рту, прижала пальцы к разбитой стороне. Даже жевать было больно.
— Уголовный? Дознаватель? — переспросил Норов, широко открывая глаза, чтобы не осталось никаких сомнений в его недоумении. — О нет. Бог мой… Почему? Уголовный… дознаватель?
С быстротой, которую обычно не ожидали от его крупного, полного тела, Пётр Сергеевич Шишкин вздёрнул ноги и заорал, так что Норов в кресле напротив вздрогнул всем телом.
— Пашка! Мышь!
Серый комочек стремительно пробежал через кабинет. Норов молниеносно сорвался из кресла. Только фалды плеснули. Его трость