Гараж. Автобиография семьи - Михаил Александрович Ширвиндт

Бросил небрежно: “Накарябал тут кое-что”. Я прочитал и сказал ему: “Шура, ты – писатель”. Он, конечно же, отшутился. Но вскоре подарил мне вторую книжку. А на последней написал: “Мишке – единственному человеку, который признал меня при жизни писателем”. Я ему ответил на своей: “Шуре – единственному писателю, который с возрастом пишет всё лучше”. Он был очень похож на свои книги. Броня самоиронии скрывала главное – он в сто раз глубже и тоньше, чем позволяет видеть. И всенародная любовь к нему неслучайна – люди ощущали в нём какую-то особую притягательную гармонию. Он был красив, но не торговал своей внешностью. Он был умён, но не умничал. Он был аристократичен, но без малейшего снобизма. Как личность он с годами становился всё мощнее. С последней его фотографии, сделанной Юрием Ростом, на нас смотрит уже настоящий мудрец…»

Мыслями с нами

Никак не могу сформулировать для себя смысл земного пребывания: животное ли только начало или смысловое? И кто этот смысл не для амёб запрограммировал? Смысл – остаться в веках? Или хотя бы в пятилетке после конца? Напротив Большого театра стоит памятник основоположнику. Его голова, как засранная голубятня, олицетворяет относительность бессмертия. Да и к чему оно? Всё равно, очевидно, не узнаешь ТАМ, состоялось бессмертие или нет. Да и что это за бессмертие, когда ты сдох? А если ТАМ что-то и кто-то есть и ты будешь иметь возможность из-за черты новой оседлости наблюдать за земным бытом и услышишь, как вдруг о тебе разочек вспомнили после панихиды и, не дай бог, повесили над подъездом дома табличку, что ты здесь был и даже делал вид, что жил, – как воспользоваться этим триумфом, не имея возможности лично скромно поклониться и положить два цветочка на открытии своей доски? А если ТАМ ничего нет и ты этого не узнаешь, тогда вообще зачем?

Александр Ширвиндт, «В промежутках между»

Игорь Золотовицкий, ректор Школы-студии МХАТ:

«Все говорят о его юморе, его иронии, а он был мудрецом. Кто-то сказал, что он шутил, а люди смеялись и умнели».

Сергей Урсуляк:

«Как трудно в нескольких фразах сформулировать отношение к человеку, чьё присутствие в моей жизни продолжалось более 50 лет – начиная с первого восторга лета 1972 года, когда увидел его живьём – на сцене Театра сатиры (граф Альмавива). Потом – дружба с Мишей и возможность видеть его дома: аромат трубки, банный халат, частый крик… Потом – драматические перипетии Мишкиного исключения из комсомола и института. Потом – репетиции концертного номера для наших с Мишей заработков. Потом – он актёр в моей первой картине, отец продюсера второй и дед актёра из третьей. Дальше – моя помощь ему в важнейшем для него спектакле “Андрюша”, наша ссора, моя обида и примирение с подарком в виде двух шин-запасок мне, начинающему автомобилисту. Затем – трогательная просьба сделать о нём программу “Пёстрая лента”.

– Но эта программа об ушедших артистах.

– А ты сделай впрок…

И день рождения Миши в августе 2023 года. Он смотрит в себя и мимо нас, и жуткое предчувствие, что эта встреча – последняя.

Какое счастье, что всё это было.

Как ужасно, что это прошло».

Ефим Шифрин:

«Прощайте, родной мой человек, любимый сосед! С Вами было надёжнее и смешнее…»

Мыслями с нами

Конечно, умирать надо вовремя, но как высчитать в наш меркантильно-прагматичный век, когда это вовремя, чтобы «благодарные» потомки тоже вовремя спохватились и поняли, кого они потеряли.

Доски на стенах жилья, памятники на кладбище, названия улиц, пароходов, самолётов, огромное количество музеев-квартир и книги, книги, книги… Страшно, конечно, переборщить с просьбами об увековечении. Мне, например, не хотелось бы, чтобы где-нибудь на окраине Сызрани вдруг возник Ширвиндтовский тупик.

Александр Ширвиндт, «В промежутках между»

Источники: церемония прощания в Театре сатиры, социальные сети, YouTube-каналы, sport-express.ru.

Вместо послесловия

«Дорогому артисту от зрителей»

Здравствуйте, Александр Анатольевич!

Меня зовут Лена, я из Перми и несколько лет назойливо мечтаю написать Вам письмо. Настоящее. Как раньше: дорогому артисту от зрителей. Дотянула до 39 лет и, кажется, всё-таки пишу.

Наверное, это такая месть нашей несостоявшейся встрече после гастрольного «Мольера». Кто-то там пообещал, что «вот подождите и пустим», а другой удивлялся, чего это она стоит, когда все уже давно уехали. В общем, не получилось. У меня развод маячил на носу, а я ревела оттого, что не смогла подписать у Вас книжку.

Перебирая высокопарные радищевские формулировки, пытаясь острить (перед кем!), разобралась, что просто хочу Вас поблагодарить. За то, что Вы говорите нужное и вовремя, за то, что находите возможность сохранить настоящесть, когда большинство превращается в подделку. Спасибо, что всегда были и остаётесь Ширвиндтом. Это внушает мне надежду, что я тоже всегда смогу оставаться собой.

Не знаю, как Вы это делаете, но в Ваших книгах я с восторгом нахожу идеальные формулировки своих запутанных и не всегда осознанных мыслей. Вот, казалось бы, никого, кроме меня, этот вопрос не заботит, становится одиноко и грустно, а тут нахожу ответ у Вас. Всё замечательно озвучено и даже объяснено. Проблему не решили, но уже не так тревожно и одиноко. Иногда мне кажется, что Вы пишете именно для меня. Это смешно, но втайне приятно.

Ваши слова, весёлые шутки, грустные шутки и разные мысли помогли что-то понять, разрешить себе, убедиться, а иногда смириться. И продолжают помогать – в каждой книжке, пусть так и не подписанной Вами.

В «Отрывках из обрывков» Вы пишете, что хотите достучаться до молодых, чтобы дать информацию к размышлению. Вот она я, та самая, хоть и не очень молодёжь, но иногда размышляю.

Спасибо Вам. Целую и обнимаю, уж извините.

Ваша Лена