Гараж. Автобиография семьи - Михаил Александрович Ширвиндт

ему смешные случаи, произошедшие с нами и нашими друзьями, какие можно рассказать со сцены. Я была Пименом, летописцем, фиксирующим его мудрые мысли, тосты и выступления. У меня хорошая память, и я должна была быть свидетелем всего: он без меня не ходил никуда. Если я говорила, что не могу куда-то пойти, он тоже не шёл. Ему было важно, чтобы я видела, как его все любят и чтят.

Несколько раз я приезжала на какие-то юбилеи и застолья раньше него.

– Ну, что тут было? – спрашивал он меня, приходя.

– Скукота, – отвечала я.

И вдруг всё менялось! Где бы он ни появлялся, атмосфера и настроение присутствующих преображались. Он обладал какой-то магией. Это отмечали многие.

Он обязательно звал меня на все репетиции спектаклей, в которых участвовал как актёр и которые ставил как режиссёр. Я знала всех его учеников в училище. Причём он не приглашал меня, а говорил:

– Что ты тут занимаешься ерундой, лучше посмотрела бы моих ребят в училище.

Студенты называли его «папой Шурой». Однажды я увидела, как один студент, уходя, поцеловал его.

– Они что, все тебя целуют? – удивилась я.

– Конечно, – сказал он, – они же все мои дети.

Ещё меня удивляло, что студенты просят денег взаймы у него – у педагога. Я представить себе не могла подобное в моём архитектурном институте. Когда однажды под его имя набрали платный курс, выяснилось, что некоторые студенты не в состоянии оплатить обучение. И Шура тайком платил за них.

В театр и на разные торжества Шура меня, как и в училище, тоже не приглашал – он требовал пойти.

– Завтра идёшь в театр.

– Как? Одна?

– Нет, со мной.

Он брал меня в поездки, на гастроли и съёмки, в том числе за границу. Когда я работала, это было трудно, но в архитектурной мастерской входили в моё положение и давали отпуск за свой счёт. И конечно, все ежегодные отпуска мы проводили вместе. Ему не было со мной скучно.

Ещё я была слушательницей «плача в жилетку» его друзей. Он такое слушать не любил, а им надо было выплакаться.

Звонил телефон, Шура снимал трубку и передавал её мне со словами:

– Иди, твоя подружка звонит.

А это были Миша Державин, Андрюша Миронов, Маркуша Захаров или Элик Рязанов. Я храню те тайны и ни за что не выдам, хотя уже никого из них нет в живых и я их никогда (самое страшное на свете слово) не увижу. Никогда!

Я реалист, не верю в загробные миры, но у меня сильное чувство, что ему без меня тоскливо и плохо.

Однажды он написал, что взял бы «туда».

Мыслями с нами

Недавно составил список необходимых вещей в дорогу ТУДА.

Если в ад:

1. Противоипритную куртку с капюшоном (если в говно).

2. Полено сырое (если в огонь).

3. Коллегию Минкультуры (для общения).

4. Портрет жены.

Если в рай:

1. Опарыш искусственный (на случай райского клёва).

2. Грим (для Театра теней – все любимые партнёры уже там).

3. Шпроты (на первое время).

4. Наколенники (гулять по райским кущам).

5. Стихи Саши Чёрного (чтобы не забыть).

6. Мобильник оплаченный (для связи с внуками).

7. Портрет жены.

Александр Ширвиндт, «В промежутках между»

«Спасибо, что родили меня так рано»

Михаил Ширвиндт

Тысячу раз моих родителей спрашивали, в чём секрет их идеального брака. Мама даже специально для журналистов выработала некие формулы. Кому-то говорила, что надо родиться в одном роддоме, читать одни книжки, дружить с детства, а дружба должна перерасти в любовь и так далее. Другим напоминала слова своего любимого Сергея Довлатова: жена должна искренне верить в гениальность мужа, кормить его и не мешать. Папа отшучивался как мог. Например, вспоминал байку о Василии Качалове. Друзья ему говорили: «Вася, ну как же так? Ты великий артист, такой красавец, с бархатным тембром, женщины штабелями лежат у твоих ног – и такой подкаблучник. Тебя твоя Нина совершенно загнобила». На что кумир всех барышень отвечал: «Ну как вы не понимаете? Я для неё еле-еле говно, а она – жена Качалова!»

Есть избитая цитата из Льва нашего Толстого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Красиво сказал! Ай да Толстой, ай да сукин сын! Правда, к жизни это не имеет никакого отношения. Хотя, может быть, говоря о счастливых семьях, Лев Николаевич имел в виду семьи молодые, медово-месячного периода. Тогда да, но отношения, продлившиеся 73 года, – это тебе не хухры-мухры!

Формулы семейного счастья не существует. У меня оно ассоциируется скорее с варевом какой-нибудь талантливой Бабы-яги: там перемешаны детские подгузники, собачьи хвосты, мышиные какашки, хрен на спирту, засорившийся карбюратор, варёный лук, букет сирени, много чеснока (иначе откуда у папы была его непереносимость?) и прочие милые компоненты совместной жизни.

Семья, которую создали мои мама и папа, выдержала все испытания: деньгами (их наличием и их отсутствием), славой, любовью… К любви мы ещё вернемся, а пока я хочу остановиться на славе, которую папа пронёс с таким достоинством и честью. У него огромное количество всевозможных наград и званий – как очень значимых (он полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством»), так и забавных (например, медаль «За особый вклад в развитие Кузбасса» III степени). И к тем и к другим он всегда относился с иронией. Даже когда ему присудили кинопремию «Ника» в номинации «Честь и достоинство», а потом перенесли церемонию вручения на два года, он прокомментировал это таким образом: «Я должен сделать искреннее признание, очень для меня неприятное. Несколько дней назад я лишился чести и достоинства».

Его фирменные ирония и самоирония создали удивительный феномен – его любили все! Его обожали подчинённые, перед ним заискивали начальники. Начальниками он называл чиновников любого уровня. Он не испытывал перед ними никакого трепета, ко всем обращался на «ты», и они этим очень гордились. Многие из тех, кто считал его своим другом, при этом друг другу не пожимали руки. А он всегда стоял над схваткой, был настолько выше всего этого, что к нему ничего не прилипало (прилипает только внизу).

И тем не менее его самоирония, не давая расслабиться, сподвигла его написать вот такой стишок мне:

Вынужден тебе признаться —

Начинаю я спиваться.

Всё труднее оправдаться,

Ползая опохмеляться.

Слаще было бы проспаться,

Жутким снам не удивляться,

Делу нужному отдаться,

На себя не умиляться,