Избранные произведения - Пауль Хейзе

накинулся на другого, который, размахивая разбитым нотным пультом, опять обрушил из люстры дождь стеклянных осколков. Обхватив драчуна за талию, Конрад оторвал его от пола и, взяв одной рукой за грудки, а другой за брючный ремень, поднял вверх на вытянутых руках и крутнул в воздухе. Голубой небесный свет, лившийся из открытого окна, так поразил Конрада, что под его воздействием он мгновенно препроводил своего противника прямо на лужайку, высадив заодно и оконную раму, за которую тот судорожно цеплялся.

— Принести пиджаки, одеяла, подушки! — раздался снаружи голос Катри.

Войдя в раж, Конрад швырнул и второго через то же окно, а затем при поддержке Лёйтольфа и вахмистра также третьего, четвертого и пятого. Но наметившаяся было победа заставила себя ждать. Ваггингенцы, очнувшись после неожиданного нападения, отрезвленные видом вальдисхофских пожарных, а также напуганные опасностью вылететь из окна, в отчаянии сомкнули ряды и пошли единым фронтом против общего врага. Больше не звучали бесполезные проклятия; кругом слышались лишь тяжелое дыхание, топот ног и удары кулаков.

Вдруг Лёйтольф, прикрывая Конрада от бокового удара, резко отпрянул назад и ощупал щеку. Сразу после этого прогремели два револьверных выстрела. Они эхом прокатились вдоль ревущих стен, пока наконец не смолкли в углах.

Выстрелы произвели эффект внезапной остановки мельницы, и всех обуял тихий ужас.

— Кто стрелял? — робко послышалось наконец из крестьянских рядов.

— Я! — признался вахмистр, свирепо глядя на окружающих. Лёйтольф отнял у него револьвер.

— Нельзя стрелять в народ, будто в рябчиков, — запротестовали ваггингенцы.

— И ножом пырять тоже нельзя! — вскипел вахмистр.

— Мы никого не кололи ножом!

— Да уж точно, кололи, — уверенно возразил вахмистр, показывая на щеку Лёйтольфа, прочерченную острой линией от глаза до подбородка и обильно кровоточившую.

— Ладно, пустяки, — смеясь, успокоил Лёйтольф, когда Конрад испуганно заметил кровь. — Рассечена только кожа, но злого умысла было предостаточно. Удар, между прочим, адресовался тебе.

С улицы все время слышались истеричные, испуганные крики:

— Кого ранили? Кого убили?

— Кто ранен? — повторили одновременно несколько голосов в зале.

Взгляды всех вопрошающе бродили по кругу, встречаясь с такими же ответными взглядами.

— Никто! — решился, наконец, кто-то робко ответить.

— Никто! — подтвердили со всех сторон.

— Никто! — уверенно ответили из зала тем, кто был за окнами. Тогда испуганный крик прекратился и радостное эхо понесло вдаль утешительную весть. Но некоторые головы опять появились в окнах, чтобы рассказать стоявшим внизу о дальнейшем ходе событий.

Какое-то время оглушенная толпа в зале не двигалась.

В середину ее протиснулся верхневаггингенский адвокат, кругленький и приторный, с ухмылочкой, рассчитанной на дешевые симпатии. Смущенно потерев ручки, он заговорил елейным голосом:

— Так как милосердный перст Божий, видно, избавил нас от безмерного несчастья, сие деяние следует понимать как сигнал к заключению мира, не так ли? Кроме того, у нас нет ни малейших претензий к почтеннейшему господину Реберу. Единственное, чего мы желаем, — чтобы нас с миром отпустили восвояси.

— А нож? — проревел вахмистр.

— Нельзя же на всех возлагать ответственность за поступок одного человека, достойный сожаления. Это было бы несправедливое требование.

— В таком случае выдайте нам того, кто пришел сюда с ножом, и мы вас отпустим.

— Точно с таким же правом мы можем потребовать от вас выдать стрелявшего из револьвера.

Пожарники презрительно рассмеялись.

— Попробуйте! — крикнул один. А другой добавил: — Тут было совсем другое дело. Выстрел послужил только ответом на удар ножом.

Конрад потребовал тишины.

— Если любитель поножовщины объявится добровольно, мы не причиним ему никакого вреда.

Адвокат вопросительно осмотрелся, но никто не решился произнести ни слова.

— Нужно обыскать карманы, — предложил один из пожарников. Едва он это произнес, как на пол упало множество ножей.

Конрад подскочил с ехидной усмешкой.

— Ну вот, видите, лицемерные притворщики, — вскипел он, указывая на сверкающие лезвия. — Принимайтесь сдавать оружие. Пусть каждый отдаст то, что найдет у другого.

В ответ послышалось шарканье множества ног: оба войска поспешно отступили, соединяясь со своими; крестьяне — чтобы сплоченно встретить атаку, ибо они чувствовали себя слабыми, хотя численно силы противников были примерно равны; вальдисхофские пожарные — чтобы вооружиться и выиграть, внезапно атаковав.

Но тут с улицы послышался мягкий, душевный голос Анны:

— Конрад! Подумай о матери! Не проливай чужой крови и пощади свою собственную.

В разгар мятежа этот голос прозвучал, словно звук органа, и проник в истерзанную душу брата.

— Конрад, будь добр! — снова умоляла сестра.

Конрад был потрясен.

— Лёйтольф! Решай ты, что делать, — глухо произнес он. — Ведь ты ранен.

— Удар был направлен против тебя, так что тебе и решать.

Конрад раздумывал.

— Ладно, — объявил он. — Я приказываю замиряться с тем условием, чтобы каждый четко и ясно произнес слова: «Тот, кто дерется ножом, — трусливый подлец». — Ну вот, соглашайтесь или отвергайте мое предложение.

Ваггингенцы что-то пробурчали, но не сумели найти веских возражений. А так как на них нагнали страху, то в конце концов деревенские приняли позорный договор.

— Пусть каждый, кто считает себя невиновным, смело произнесет эти слова, — подбадривал адвокат.

Пожарники стали в две шеренги, образовав по направлению к двери коридор, как будто для того, чтобы прогонять сквозь строй. По этому коридору потянулись ваггингенцы. Запинаясь, они бормотали клятву и шли с поднятыми руками. Тех, кто слишком торопился, задерживали; кто бормотал нечто невнятное, должен был повторить ненавистные слова. Крестьяне злились так, будто шли под ярмо, тогда как пожарные все чаще позволяли себе обидные насмешки.

Вдруг раздался веселый смех. Бригитта, обалдевшая от любви, явилась следом за молодым крестьянским красавчиком, которого она держала за полу пиджака, чтобы не потерять.

— Эй, посмотрите-ка на изменницу! — забавы ради погрозил Конрад. Но Бригитта злобно высунула язык — только она одна умела его так показывать; в этой гримасе было нечто унизительное.

Когда долговязый тип попробовал прошмыгнуть одним из последних, не произнеся клятвы, по его бегающим глазкам Конрад понял, что нож пустил в ход именно он.

— Посмотри мне в глаза, ничтожество, если осмелишься, — презрительно приказал Конрад. Когда же верзила опять попробовал улизнуть, не поднимая глаз, Конрад тотчас же велел притащить его. Тут уж вахмистр взял слизняка за горло:

— Черт бы меня побрал, — крикнул он, — если не ты и есть тот самый подлец с ножом, которого я взял на мушку!

Но Конрад решительно запретил вахмистру распускать руки:

— Если я объявил мир, значит, всем гарантировал безопасность.

И вместе с Лёйтольфом они оттащили вахмистра. Долговязый был спасен, хотя его окружил целый лес кулаков. Он вынужден был с большим трудом продвигаться вперед, натыкаясь на твердые кулаки. Для покаяния ему приходилось вновь и вновь произносить слова проклятия в свой адрес, молча