Граница и люди. Воспоминания советских переселенцев Приладожской Карелии и Карельского перешейка - Коллектив авторов

в Карелии информанты нередко по собственной инициативе, без специальных вопросов, сообщали о чувстве страха, преследовавшем их в то время, что может свидетельствовать об особом значении «страхов» в оценке переселенцами своего прошлого Материалы, включенные в этот блок, позволяют увидеть специфику слухов о «злых» финнах, которые, с одной стороны, порождались «страхами», а с другой — были их источником.

Исчерпывающим объяснением природы страха для самих информан­тов нередко служит указание на «чужесть» местности. При этом поня­тие «чужого», а значит, потенциально опасного, распространяется не только на «чужую» финскую землю, где пришлось жить после переселе­ния с родных мест, но и на «чужое», новое социальное окружение. С чувством страха наиболее тесно связываются такие локусы, как хуто­ра, расположенные далеко друг от друга, и лес; особо опасным счита­лось ночное время.

Многочисленную группу наших информантов составили люди, кото­рые вообще отрицали существование в прошлом какого бы то ни было страха перед финнами. Одни из них утверждали, что никогда сами не сталкивались с финнами-перебежчиками, а потому у них и не было пово­да для страха. Другие ссылались на близость пограничников, милиции или солдат, которая служила для них надежным гарантом безопасности Оба типа аргументации хотя и демонстрируют скептическое отношение к слухам о «приходящих» финнах, свидетельствуют об их широком распространении и знакомстве с ними даже скептиков.

Тему страха и ожидания мести продолжают материалы о вредитель­стве. Сюда включены рассказы о заложенных минах н отравленных про­дуктах, которые, по мнению переселенцев, были умышленно оставлены финнами перед выселением. К этой же тематике относятся и рассказы о «злых» финнах, открывающие раздел, посвященный слухам о «приходя­щих» финнах Показательно, что, несмотря на существование разного рода рассказов о появлении финнов среди новых жителей, образ финна-мстителя оказывается доминирующим в представлениях переселенцев о прежних хозяевах края. Судя по всему, «приходящие» финны ос­мыслялись прежде всего как мстители. Не случайно нейтральный воп­рос «Не было ли разговоров о том, что финны приходят?», как правило, воспринимался информантами как вопрос об угрозах и притеснениях со стороны бывших поселенцев. «Злых» финнов обвиняли в убийствах и поджогах. Часто в таких рассказах подчеркивается, что финны исполь­зовали нож, а именно финку, владение которой, судя по всему, приписы­валось им по ассоциации с названиями оружия и этноса (не случайно, по словам одной из наших собеседниц, финны ножичками «славятся»). Бо­язнь того, что финны придут и «всех перережут», отмечали в своем про­шлом многие наши информанты. Показательно, что воспоминания о по­добных слухах нередко вызывали у самих информантов усмешку, — на фоне активно развивающихся дружеских отношений с финнами обвине­ние последних в насилии кажется им теперь домыслом.

Здесь же, в первой части раздела, помещены отрывки из интервью, посвященные теме запугивания. В частности, приводимые свидетельства указывают на то, что распространению слухов о «приходящих» финнах и нагнетанию страха по отношению к ним немало способствовали представители власти и пограничники, призывавшие местных жителей к бдительности. Внутри самой группы рядовых поселенцев нередким явлением было запугивание финнами детей.

Нужно отметить и тот факт, что приход финнов осмысляется инфор­мантами прежде всего как посещение ими своих бывших домов. Именно дом, по мнению переселенцев, был центром притяжения его бывших хо­зяев, и в конечном итоге он воплощал в себе образ потерянной родины. Коллизия этих рассказов состоит в том, что дом являлся для переселен­цев одновременно и своим и чужим. Именно потеря дома представляется новым жителям самым драматичным событием в истории выселения финнов. Месть финна — это всегда месть бывшего домовладельца ново­му. Можно сказать, что новый хозяин дома оказывается как бы ответ­ственным за последствия войны и лично виновным перед прежним вла­дельцем в необходимости покинуть обустроенное хозяйство. Как сказа­ла одна из информанток, рассказывая о «приходящих» финнах, «к наше­му дому придут, дак, это не его дом, вот, так они, видимо, не трогали... они народ справедливый».

Другой тип слухов о «приходящих» финнах составляют рассказы, в которых причина посещений финнами своих домов осмысляется через такие категории, как родина, тоска, ностальгия. В отличие от текстов предыдущего типа финны, представленные в этих рассказах, приходят без злого умысла. Они тайком («тайными тропами», «потихонечку») воз­вращаются на свою родину, чтобы только взглянуть на те места, где ро­дились и выросли. По словам информантов, финны приходят потому, что «жалеют» оставленные дома и имущество. Эта жалость нередко под­черкивается либо указанием на то, что Приладожская Карелия была для финнов «ихней Украиной», либо уверенностью в том. что после выселе­ния жизнь на новом месте оказалась значительно хуже (финны были выселены «в самые северные районы», где пришлось «заново лес рубить», где они жили по «пять семей в доме» и др ).

Интересно, что в качестве бывших домовладельцев (и в некотором смысле совладельцев) финны наделяются правом контроля за жизнью новых поселенцев. Они приходят не только навестить свои дома, но и посмотреть, проверить, как ведут себя их новые жители, и даже дать совет по должному ведению хозяйства «Ты воды не лей, пол сгниет», — советовал один финн новой хозяйке.

Еще одна группа текстов о «приходящих» финнах, по существу, раз­вивающих сюжет рассказов предыдущего типа. Это рассказы о финнах, которые посещали свои дома с целью вернуть нажитое имущество — забрать спрятанные в тайниках вещи (как правило, зарытые), о место­расположении которых новые хозяева не знают.

В рассказах о финнах, возвращавшихся на родину, можно встретить еще два интересных мотива: финн возвращается в свой дом, чтобы 1) передать спрятанное имущество новым владельцам и 2) чтобы уме­реть. Судя по нашим материалам, эти мотивы существуют в фольклоре переселенцев как самостоятельно, таки в сочетании друг с другом. Фин­ны в этих рассказах — добрые, сердобольные, отзывчивые к человечес­кой нужде люди. Они отказываются от своего «добра» в пользу бедных поселенцев, что, вероятно, символизирует не только примирение с но­выми жильцами, но и передачу им «прав хозяина», своеобразное благо­словение на жизнь. Последнее особенно ярко прослеживается в расска­зах, где бывший хозяин дома умирает, передав свое имущество, и новые домовладельцы из самозванцев превращаются в законных наследников.

Блок текстов о современных взаимоотношениях с финнами — «Фин­ны и переселенцы: современная ситуация» — включает три раздела. Его открывают воспоминания о поджоге финнами церкви в Куркиёках, кото­рые очень напоминают рассказы о вредительстве «злых» финнов, приво­димые выше и описывающие ситуацию послевоенного времени. Во втором разделе — «Мы едем на ротина к Вам...» — собраны рассказы о приездах финнов в последние годы: рассказы о посещениях финнами своих домов, об отношениях с новыми хозяевами и т. п. Подборку открывают два отрывка из воспоминаний переселенцев об их стремлении сохранить со­зданный финнами порядок. Формально