Если покинешь меня - Зденек Плугарж

Вацлав вздохнул. В продолжение всей этой встречи в душе Вацлава жила искорка надежды на то, что Ярда повстречался с чудом. Теперь она погасла, от нее осталась только струйка дыма. Нет, уже два тысячелетия на земле не творится чудес!

— Кто же тогда? — прошептал Вацлав.

Ярда облизнул губы.

— Вы не трепачи, надеюсь… Патер Флориан.

У Гонзика волосы встали дыбом.

— Как можно… Священник?! — пробормотал юноша, отодвигаясь на самый краешек стула.

Ярда пожал плечами, мизинцем выловил мушку из вина, криво усмехнулся.

— Контролер из кинотеатра, который у моей сестры обманом вытянул половину приданого, выдавал себя за инженера, — Ярда собирал со скатерти крошки, вдавливая их себе под ноготь. — Я не хочу быть несправедливым к Флориану, но он припер меня к стене совсем не по-христиански…

В противоположном конце сада шумно заиграл оркестр.

— И натерпелся же я страха, ребята, а оказалось — все зря. В общем ни о чем существенном речи не идет. От меня потребовали немного. Они люди великодушные, широкого размаха. Куда нам до них! Я получил деньги, одежду, живу на вилле.

Вацлав и Гонзик молчали. Они не знали, что ответить на все это. Оркестр умолк. Лысый толстяк в брюках на подтяжках, сидевший за соседним столиком, поставил кружку с пивом на стол и долго аплодировал музыкантам, а потом ладонью стер пену с усов. Вацлав протянул белую руку, взял Ярду за рукав, пощупал материю и спросил:

— И это тебе дали за то, что… в общем ничего существенного?

— Дурак! — Ярда вырвал рукав пиджака, пригладил обеими ладонями волосы на висках, затем схватил бокал и жадно выпил все вино. После этого он подтянул брюки на коленях, удовлетворенно коснувшись заглаженной складки. — С вами нельзя разговаривать. — Ярда откашлялся. — Ну, что они от меня потребовали? Достать телефонный справочник, проездной билет на поезд, какую-то пустяковину о нашей фабрике, которую знает каждый ученик. — Он остановился и перевел дух. О самом последнем задании — раздобыть в Чехословакии чей-нибудь паспорт — Ярда умолчал. — Вот и все, чтобы вы не думали черт знает о чем!

Гонзик откинулся на спинку стула, а руки положил на край стола, как послушный школьник. Юноша упорно смотрел на пятнышко солнца на рукаве Ярды. «Этот человек, — думал Гонзик, — через несколько дней, возможно, уже будет на другой стороне Шумавы. Почему от него потребовали такую чепуховину? Может быть, он врет? Нет, он не способен так быстро и ловко сочинять…» Возможно, Ярда окажется в Чехословакии на Высочине и, может быть, даже в его, Гонзика, родном городе! Господи… а что, если он там встретит маму? Хотя бы парочку слов он принес от нее, ведь он, Гонзик, не знает, что с ней, здорова ли она, вспоминает ли или возненавидела своего сына. Восемь месяцев он ничего не знает о ней и не узнает, даже если она… Боже, не допусти такого несчастья…

А Ярда настороженно поглядывал на своих приятелей. Упорное молчание, воцарившееся за столом, раздражало его, пробуждало беспокойство. Его комфортабельная квартира, несмотря на то что сами немцы живут еще в подвалах, превосходная жратва и костюмы из дорогого материала. Ведь все это не дают просто из сочувствия к перебежчикам! Этот проклятый голос, который всегда умеет отравить минуты хорошего настроения, снова начал свою разрушительную работу вдруг, неожиданно, когда Ярда меньше всего мог ожидать этого.

Однажды, когда Ярда еще учился ремеслу, учеников повели в театр. Ярду это не особенно заинтересовало. Он думал, что там будут танцевать полуголые балерины, а увидел какого-то доктора Фауста, который отдавал душу черту. Чепуховина! Но теперь в памяти Ярды всплыла эта сцена. Этот человек хорошо жил, был счастлив, богат, любил, а в конце концов докатился до…

Ярда видит свою фешенебельную холостяцкую квартиру с передней, ванной. В жизни ему никогда не снилось такой квартиры. А к ней еще всякое другое… Нет, стоимость всего этого ему придется возместить с большими процентами. Американцы — дьявольские торгаши! Голос на дне его души, голос совести и страха… Как все удивительно устроено в этом мире: одно зло рождает другое, поддашься один раз — и вот уже тянешь целую цепь.

Есть, правда, один выход, так сказать, задняя калитка. Ярда уже много раз об этом думал. Ведь настанет же тот тяжкий день, когда он очутится на родине. При одной мысли об этом Ярда обливается холодным потом, в коленях появляется дрожь, американская сигарета становится противной на вкус. А что, если… Разве не бывает, что такой вот человек, как он, по тем или иным мотивам возвращается с повинной? Строгое наказание — это ясно, хотя Ярда не имеет понятия, сколько лет отсидки полагается за то, что он натворил. К этому еще надо прибавить и те полуоси. Правда, он мог бы кое-чем добиться смягчения приговора. Он немало знает о своих здешних «благодетелях». А все-таки какое из двух зол меньше?

Ярда почти враждебно оглядывает своих компаньонов. Им что? Они теперь сверху вниз смотрят на своего приятеля. Ведь никто из них не попал в такое положение, как он!

Вацлав отодвинул бокал с недопитым вином. Он прижал руки к животу, сгорбился и низко наклонил голову.

— Не следовало есть двух обедов. Мне плохо… — Вацлав попросил дремавшую официантку принести черного кофе.

— Для тебя лучше, если ты по два раза в день будешь насыщаться высокой моралью. — И Ярда криво усмехнулся. — Я не убийца и не грабитель какой-нибудь, не знаю, что вы от меня хотите! — вскрикнул он и резким движением стряхнул с рукава божью коровку.

— Не кричи, кто тебе это говорит? — отозвался Гонзик и с опаской оглянулся на соседний столик, но толстяк в подтяжках обнимал за шею упитанную женщину с лоснящимся носом и, блаженно зажмурив глаза, что-то шептал ей на ухо.

— А в конце концов, — тихо сказал Ярда, сосредоточенно катя по скатерти крошку к краю стола, — где написано, что эти хитрецы, — Ярда щелкнул по дорогому материалу своего костюма, — не напоролись на того, кто хитрее их самих?

Гонзик не успел вдуматься в смысл этих слов. Лицо Ярды вдруг просияло, он неуклюже встал из-за стола. В песке заскрипели быстрые, упругие шаги женщины. Соломенная шляпка, лиловое сердечко губ, приятный низкий голос.

Ярда представил своих приятелей на корявом немецком языке. Ребята смутились. Гонзик хрустнул пальцами, опустил глаза. Потом одной рукой подбоченился, а другой начал обмахиваться, наконец, явно не зная, что делать дальше, вперил взгляд в Вацлава: он вожак, пусть что-нибудь предпримет. Гонзик вдруг вспомнил жену Франца Губера, кто знает, как и почему, но с тем запасом немецких слов, который у него есть, он без особых затруднений с ней объяснялся. Дама вложила в накрашенный рот сигарету, Ярда услужливо зажег спичку, сигарета зажглась с одного боку.

— Я тебе неверна, — игриво напомнила она примету курильщиков.

Ярда удивленно посмотрел на нее. Он с тихой гордостью вспомнил тот момент, когда в первый раз увидел ее. Уже тогда он почувствовал, что она будет принадлежать ему. Счастье всегда на стороне отважных.

Анна, прищурившись, осмотрела гостей за соседними столиками.

— Что поделывает моя старая Прага? — обратилась она к Вацлаву и непринужденно закинула ногу на ногу. — Я была в ней по пути из Карлсбада в сорок первом, когда у мужа был отпуск, oh, eine entzückende Stadt![132] Когда я представляю себе, что он теперь в руках коммунистов, я прихожу в ужас. Столько в Праге исторических памятников! Наш Нюрнберг тоже кое-что из себя представлял до того, как его разбили. Он снова будет таким же, когда его возродят, но Прага… Ничего не поделаешь, это надо признать, Прага даст Нюрнбергу несколько очков вперед. Но это не заслуга красных, — рассмеялась она, при этом в уголках ее рта появились ямочки.

Гонзик ловил каждый звук ее баварского говора, он даже наконец отважился взглянуть на нее. Она, несомненно, была намного старше Ярды. На шее уже обозначились первые складки. Верхняя губа немного закрывала нижнюю, что придавало ее лицу раздраженное выражение. Гонзик скользнул взглядом по серебряной брошке на кофточке и, схватившись за очки, побледнел: в центре броши, в граненом орнаменте был вычеканен знак эсэсовцев.

Разговор не клеился. Вацлав временами прижимал локти к животу, лоб у него покрылся потом, — его желудок, давно уже отвыкший от жирной и обильной пищи, теперь причинял ему мучительную боль. К радости Гонзика, Вацлав вскоре поднялся. Он по-чешски поблагодарил Ярду за угощение и по-немецки распрощался с его приятельницей. Ярда встал вместе с ними. Молодой человек был неприятно удивлен внезапным уходом товарищей. Он проводил их до самого выхода.

— Если… если я вам понадоблюсь или вы на что-нибудь решитесь, — он повертел аквамарин на пальце, потом нацарапал свой адрес на автобусном билете.

Парни пожали ему руку и ушли.