Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне назвали его имя. Гранит Решов! И он теперь не фон!
– Я любила сестру, а этого… этого..
– Кого же, Юлия? Ну, скажите!
– Он погубил Марьяну! Он виновен! И даже смерть не избавила его от вины. Расправились свои же. В этом есть хоть какая-то – пусть изуверская – логика. А Марьяна – случайная жертва… Несправедливо, невыносимо! Уйти в двадцать лет. А нам предстояло это пережить. Семья страдала… Моя мама мучилась. Ужасно. Сильная, крупная, красивая, своенравная женщина. Твоя прабабушка Агриппина Ивановна… Имя ей полностью подходило и служило в семье поводом для шуток на тему истории. Непонятно? Ее тезка в древнем Риме принадлежала к императорскому роду, приходилась сестрой Калигуле, женой Клавдию и матерью Нерону. Сразу столько императоров!
– Вот причем здесь это?
– Агриппину Ивановну в нашей семье тоже прозвали императрицей – мама ею была по характеру и по повадкам… Я уверена, что первопричина всех наших несчастий – смерть Марьяны.
– Но ведь она сама захотела выйти замуж. Ее никто не принуждал!
– Она слишком молода, наивна. А ему уже было… примерно сорок лет – больше или меньше. Как тебе, Максим…
– Оставьте меня! Вернемся к Решову.
– Он – исчадье ада. Не человек, а злобный монстр, мучитель. Сродни рыжим ворпаням. Да ведь и родом он был из мест, ближайших к сказочному Пятигорью – с какого-то хутора. Там стоит Шайтан-гора, которую ворпани изрыли своими норами. Оттуда зло приходит в наш мир и губит хороших людей, как Марьяна…
– Юлия, опомнитесь! Вы же коммунистка, вам ближе материализм, а не дикие суеверия. Мы, слава Богу, в Кортубине, а не в Утылве!
– Пока в Кортубине. Пока.
– Что значит – пока?
– То и значит! Я, конечно, расскажу все. То, что представлялось мне правдой – что было абсолютно ясно. И потому удобно. Для меня, той школьницы – комсомолки, ударницы. Но теперь я уже старуха. Для меня все безнадежно. А ты пока молод – по нынешним меркам границы возраста размываются, и у тебя появляется дополнительный шанс… Не ошибусь, Макс, ты успел побывать в комсомоле?
– Какой шанс?
– Повторяю, твоя жизнь – только твоя. Никакие Решовы влиять не должны. Дети не отвечают за своих отцов – за дедов тем более. Покойники заплатили. И мне придется. Лежит на совести груз. Столько лет. Очень я виноватая.
– Вы?! Юлия, в чем вы можете быть виновной? и перед кем?
– Перед одним человеком. Тогда маленькой девочкой. Падчерицей Марьяны… Ну, Марьяна-то умерла молодой, а девочка выросла. Сейчас уже старухой стала. Конечно, не как я, дряхлая развалина, но все же… С годами не молодеешь…
– Юлия, это прошлое. Оно похоронено.
– Да уж. Все меньше нас – из той эпохи. Которую вы похоронили. От нашего наследства отказались. Теперь вы – хозяева нынешней жизни. И каково?.. Вообще приглядеться, ты живешь вполне благополучно. И всегда так. В сорок лет нет повода для жалоб. Непыльная работа, заграничные командировки, ученые степени. Папа – профессор, мама – домохозяйка. Бабка – сумасшедшая коммунистка – ну, хоть не слишком достает… Гм… звучит как диагноз. Жизнь повернулась, что все, считавшееся незыблемым – все рухнуло. Прогнило наше советское королевство. Вы живете по-другому. Наши истины для вас – пустой звук. Вы свободны и непредвзяты – порхаете как стрекозы – и вдруг бамс! корыльбуна пригвоздили, и он судорожно и беспомощно разводит крылышками – за что меня?
Даже во сне Максим поразился – что за ахинею несла Юлия? Полно, она ли это говорила? Глупые сказки, горячечный бред! Невероятное впечатление усиливалось тем, что Юлин голос был монотонный, какой-то равнодушный, не подпускавший характерной язвительности. Человек технической профессии и вдобавок по роду своей деятельности привыкший к точности формулировок – сколько вешать в граммах? – не может ТАКОЕ говорить.
– Естественно, виновник всех бед – этот Решов. Он грубо, беспардонно вмешался в нашу жизнь и сломал. Словно рухнула гранитная плита, нас всех придавила… Он обманул Марьяну или даже принудил ее. Разве могла она – чуткая, хрупкая, грациозная – могла его полюбить? Родители ужаснулись… А если Марьяна просто побоялась отказать? Решов был наделен огромной властью, люди на комбинатовской стройке трепетали перед ним – даже начальство, даже Иван Глайзер, не говоря о маразматике Кортубине… Марьяна – наивная девочка… Но я помню вечер в клубе, их знакомство. Самая красивая пара в зале. Как они танцевали – он обхватил ее длинное тонкое тело в синем платье и уверенно кружил, а Марьяна улыбалась, клонила голову на его плечо… Сестра была выше многих мужчин, но Решов ей по росту ей подходил идеально. Статный, сильный. Они хорошо вальсировали, но вокруг сомкнулась темная опасная аура – она везде сопровождала Решова. Мне не понравилось, что те же чувства обратились на Марьяну… Я никогда ее не понимала. Даже в институте, когда у меня появились знакомые – взрослые парни с рабфака. Молодые рабочие с комбината. Вася, его хороший друг Щапов Игнат. Я выбрала Василия и не пожалела. Он был рядом всю жизнь, заботился, оберегал. Игнат женился на моей однокурснице, у них тоже все сложилось. Дети, теперь внуки. Я сама двоих родила… Старая моя голова! забывчивая… О чем это я?.. Марьяна… Наверное, она что-то испытывала к Решову. Я, тогда еще подросток, не подозревала про любовь – не всегда доброе чувство, и не всегда приносит счастье. Мы – советские школьники, младшая смена – не сомневались, что счастье – это коммунизм, служение народу. Надо отдать всего себя без остатка, напрячь силы ради великого дела… А Марьяна, не напрягаясь, отдала себя одному человеку, который оказался чудовищем… Читал сказку Красавица и Чудовище, Макс? Мы презирали буржуазные сказки!!
На этих словах хладнокровие изменило Юлии. Сколько десятилетий семейный секрет хранился в запертом в шкафу. И не секрет – не скелет вовсе!! не его кости – а трагедия родного любимого человека. Марьяна давно умерла, но не для семьи Елгоковых. Для родителей – Агриппины Ивановны и Иннокентия Павловича. Он пережил супругу – скончался после войны. Сейчас Юлия – последний человек, помнивший Марьяну. Ну, это ненадолго…
Должно быть, Юлии очень тяжело говорить. У нее перехватило дыхание – она сумела справиться, хотя голос возвысился до визгливых нот и резанул слух Максима (прям как давеча с Порываевым – старики похоже теряли самообладание). Мерное колебание сна нарушилось. Ресницы
