Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

– Очень даже удобно. В квартире после поминок прибрались, полы вымыли, мусор и всякую ветошь выбросили. Хозяйка умерла, но не от чумы ведь… Девчонки Кулыйкины потрудились.

– Ясно. И я не суеверен. А эти Кулыйкины не возразят против моего самовольного вселения?

– Почему самовольного? Мы дверь не станем ломать. У меня ключ – баба Лида давно отдала – мало ли что… Ключом откроем.

– Не будет ли выглядеть… вроде как наследник явился – и будто бы квартира моя… Не хочу недоразумений, тем более скандала.

– Неважно, хочешь или нет. Людка Кулыйкина все равно примчится и скандал учинит. Не избежать.

– Тогда стоит ли?

– Стоит! Очень даже стоит! Не тушуйся, Максим. Ты – родной племянник. Если Людке хайло не заткнуть…

– Не собираюсь я ничего и никого затыкать! И отбирать квартиру тоже не собираюсь. Официально заявляю – отказываюсь от наследства!

– Тогда вообще беспокоиться не надо. Я же говорю – и думать не моги, что мы в Утылве порядков не знаем…

Тут Максим обнаружил, что стоит перед выкрашенной коричневой краской деревянной дверью с узкой щелью на уровне глаз – это чтобы наблюдать и почтовые отправления кидать. Оказалось, незаметно для себя Максим вышел из нижней квартиры, поднялся вверх по скрипучей лестнице. Дюша его провожала, она же вытащила из кармана синего халата большой ключ. Дверь была старая, и замок тоже старый, массивный. В этот раз замок не заело, хотя он проскрежетал, но Дюша ловко повернула ключ, толкнула дверь.

– Заходи. Давай!

Максим с некой робостью перешагнул через порог. И быстро отметил разительный контраст с Дюшиным жилищем.

На всей обстановке лежала печать ветхости и запустения. Странно. Баба Лида умерла недавно, лишь вчера схоронили. То есть в двухкомнатной квартире десятилетия жила одинокая женщина. Пусть ни на какие серьезные переделки и улучшения неспособная – для того требовались сильные мужские руки да и денежные затраты, чего скрывать. Но не наблюдалось даже минимальных поползновений что-либо обиходить, украсить, придать уют. Вместо обоев на стенах простая побелка – давно Максим не встречал подобный суровый декор, а тут еще белили давно – стены явно нуждались хотя бы в минимальном разовом освежении. На лампочках толстый беленый слой, на потолке сетка трещин. Старая электропроводка – скрученные провода, конечно, наружу. А там что? неужто паутина? Ай да хозяйка!..

Ковры и дорожки, очевидно, сняли – перед похоронами, т.е. перед наплывом людей. Максим был убежден – здесь лежали домотканые дорожки – такие даже Юлия выбросила в прошлом веке из коттеджа в Коммуздяках. Деревянный пол без половиков в своей красе – толстые старые доски, на них краска в несколько слоев, здоровые щели, торчащие ржавые шляпки гвоздей. Все вокруг выступало в процессе разрушения, и начался он задолго до сегодняшнего и даже вчерашнего дня похорон. Здесь жила странная женщина. В быту она довольствовалась минимумом – тем, что однажды получила при вселении в квартиру, с тех пор не пыталась ничего изменить. Равнодушие хозяйки вопило отовсюду. Металлические ручки. Стекло на форточке треснуло во всю длину, подоконник почти раскололся и был просто закрашен. Нет комнатных цветов – даже безыскусной герани. На стенах не висят фотографии в рамочках. Не умиляют взор самовязанные салфеточки. Мебель старая, но это не антиквариат из Елгоковского коттеджа. Максим прикинул – ширпотреб даже не двадцатилетней, а тридцатилетней давности – семидесятых годов. Полированный сервант в комплекте с платяным шкафом на высоких ножках. Крепкий пружинный диван с твердыми подлокотниками, синяя обивка демонстрировала чудеса износостойкости – была еще вполне хороша. Трюмо, занавешенное простыней. Низкий журнальный столик. Еще дверь – за ней, очевидно, вторая комната. Спальня, поскольку в дверной проем заметна спинка кровати – каркас из железной трубы. Настоящая кровать с панцирной сеткой. Синее покрывало, подушки.

Как все это отличалась от обстановки Юлии и Дюши. Образец унылого казенного жилья. Интересно, квартира приватизирована?

– Здесь располагайся. А че? Постельное чистое я принесу – простыни, пододеяльник, наволочки, даже подушку… Ты раздевайся. Скидай одежду на стул. Никого кроме тебя нет.

– Где располагаться? там?.. не по себе мне…

– Нет, на кровать не ложись. Я же понимаю. Вообще, в бабушкину спальню не ходи. Дверь закрой. Диван удобный, пружины целые. Ложись, не сомневайся. Уснешь как убитый… гм…

– Спасибо за заботу, Дюша. Как бы я без вас…

– Не за что. Отсыпайся… Утром прошу ко мне. Завтракать. Я оладушек нажарю. С холодненькой малыханской сметанкой… Ты когда встаешь? Дверь на ключ не запирай – все же замок заедает, тебе приспособиться надо. Крючок есть. Я постучу… Чужих у нас тут нет. Все свои.

Максим постарался вежливо улыбнуться. Незнакомая квартира. Тишина давила. Пахло хлоркой, с которой делали уборку. Все равно не удалось вытравить специфический запах старчества – смесь духоты, лежалых вещей, лекарств, забытости и тоски. Неистребимая смесь.

Хотя бы чисто… И что покойница? Ничего. Бабушку успели похоронить, земелькой присыпать. Жаль, конечно. Эта участь всех ждет. Зряшные надежды, что нас не коснется никогда. Неужели, Максим, тебя не касается? Человек ведь умер! А ты стоишь и пялишься! Спать здесь собрался! на бабушкином диване… Посмотрим, посмотрим, как поспишь…

– А? что вы сказали, Дюша?

– Ничегошеньки. Чудится тебе… Ладно, я за бельем.

Хлопнула входная дверь. Максим прислушался для порядка – тихо и глухо как в танке. То есть, в квартире он был один. В безопасности. Но если что почудится? а чудиться, блазниться начало еще в Коммуздяках, но тогда значение не придалось смутным чувствам. И сейчас лучше не потворствовать, не то, к примеру, в дальнем углу коридора тень загустеет в немалую кучу и шевельнется, а если издаст урчащие звуки… Вот куда это может завести? Предыдущей ночью Максим почти не спал. Слушал Юлию. Только сейчас понял, что утомился – не железный ведь он.

Бабушкин диван оказался очень удобным – жестким, как Максим любил. Постланное белье чистое, холодное, хрусткое. Максим разделся до футболки и трусов и полез по одеяло. Все, все! Теперь спать… И сон надавил веки – под ними глазные яблоки крутанулись зрачками вверх. Через минуту Максим провалился куда-то глубоко – но не в нору же ворпаней на Шайтан-горе. Усталое тело не сопротивлялось – все летело и летело вниз. Сколько-то времени – полет нормальный. То ли еще будет…

Вдруг откуда ни возьмись, зазвучал тихий, очень спокойный голос. Он не мешал спать, являясь частью самого сна. Максим принужден слушать – и отвечать.

– Ты хочешь услышать о нем? Вправду хочешь, Макс? Ну, удивил. Меньше знаешь