Берлин, Александрплац - Альфред Дёблин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так кончилась или, во всяком случае, так пока что кончилась у Рейнхольда ночь с воскресенья на понедельник. А если кто спросит, есть ли на свете справедливость, то ему придется удовлетвориться ответом: пока что – нет, во всяком случае, до этой пятницы ее не было.
Ночь с воскресенья на понедельник, понедельник, 9 апреля
Большой частный автомобиль, в который укладывают Франца Биберкопфа – он без сознания, ему впрыснули камфару и скополамин-морфий[487], – мчится целых два часа. Затем прибывает в Магдебург. Возле какой-то церкви его выгружают, и двое мужчин что есть силы трезвонят в клинику: Францу еще в ту же ночь делают операцию. Правую руку отнимают в плечевом суставе, извлекают осколки плечевой кости, ушибы грудной клетки и правого бедра оказываются, насколько можно судить в данный момент, незначительными. Не исключена возможность внутренних повреждений, например небольшого разрыва печени, но едва ли они особенно серьезны. Надо выждать. Много ли он потерял крови? Где вы его нашли? На N-ском шоссе. Там же лежал и его мотоциклет, вероятно, на него наехали сзади. Ну а автомобиля вы не видели? Нет. Когда мы наткнулись на него, он уже лежал на дороге. Мы расстались в Z, он поехал налево. Это место мы знаем, там очень темно. Да, там оно и случилось. А вы, господа, еще долго пробудете здесь? Да, несколько дней; это мой зять, жена его приедет сегодня или завтра. Мы остановились в гостинице напротив, на случай, если что-нибудь понадобится. У дверей в операционную один мужчина еще раз обращается к врачам: дело это гнусное, но нам хотелось бы, чтобы с вашей стороны не поступало о нем никаких заявлений. Нам хотелось бы дождаться, пока больной придет в себя, пусть расскажет, что он сам думает насчет этого. Он не любитель судебных процессов. Он… знаете, сам как-то наехал на человека, и потому его нервы… Как вам угодно. Пусть он сперва поправится.
В одиннадцать часов делают перевязку. Понедельник, утро – в то самое время виновники несчастья, включая и Рейнхольда, веселые и пьяные, гуляют у своего притонодержателя в Вейсензее, – Франц приходит в себя, лежит на чистой койке, в чистой, светлой палате, грудь у него туго и как-то жутко забинтована; он спрашивает сиделку, где он? Та передает ему, что слышала от ночной сиделки и подхватила из разговоров. Он в полном сознании. Все понимает, ощупью ищет свое правое плечо. Сиделка кладет его руку обратно: надо лежать совершенно смирно. Да, помнится, в уличную слякоть текла из рукава кровь, он это ясно чувствовал. А затем около него появились люди, и вот в тот момент в нем что-то произошло. Что же такое произошло в тот момент в Франце Биберкопфе? Он принял решение. От железных ударов Рейнхольда по рукам, во дворе, на Бюловплац, Франца стало трясти, земля тряслась под ним, Франц ничего не соображал.
Когда он затем ехал в автомобиле, земля все еще тряслась, Франц старался не замечать, но это было так.
А когда он потом лежал в уличной слякоти, 5 минутами позже, что-то в нем зашевелилось. Что-то лопнуло, прорвалось наружу и звучало, звучало. Франц каменеет, чувствует, что попал под автомобиль, но остается хладнокровным и спокойным. Франц замечает, что ему – крышка, и отдает приказания. Если мне каюк, то не беда, но нет, не каюк, выживу. Ну вперед. Ему перетягивают руку подтяжками. Затем хотят везти в больницу в Панков. Но он, словно охотничья собака, следит за каждым движением: нет, не в больницу, и называет адрес. Какой адрес? Эльзассерштрассе, Герберт Вишов, его товарищ с прежних времен, до Тегеля. Точный адрес можно получить моментально. А что-то шевелится в нем, пока он лежит в слякоти, рвется наружу, прорывается и звучит, звучит. В мгновение ока свершился в нем этот сдвиг, и нет больше никакой неуверенности.
Нет, его ни в коем случае не должны сцапать. Он уверен, что Герберт проживает все там же и в данный момент находится дома. Те, которые подобрали Франца, бегут в указанную им пивную на Эльзассерштрассе и спрашивают некоего Герберта Вишова. И вот сразу встает стройный молодой человек, сидевший рядом с красивой брюнеткой: что случилось, что? В автомобиле? Он выбегает к автомобилю, брюнетка за ним, а следом половина пивной. Франц знает, кто сейчас явится. Он повелевает временем.
Франц и Герберт узнают друг друга, Франц говорит ему шепотом с десяток слов, публика расступается. Франца переносят в заднюю комнату на кровать, вызывают врача, Ева[488], красивая брюнетка, приносит из дому деньги. Франца переодевают в другое белье и платье. Час спустя после нападения его уже везут в частном автомобиле из Берлина в Магдебург[489].
После обеда в клинику приходит Герберт и может обменяться несколькими словами с Францем. Франц ни одного лишнего дня не пролежит в клинике, через неделю Вишов опять приедет, а Ева тем временем будет жить в Магдебурге.
Франц лежит смирно. Огромным усилием воли он взял себя в руки. Ни на пядь не возвращается памятью к тому, что было. И только когда в 2 часа в палату входит Ева с букетом тюльпанов, он плачет, плачет безудержно, навзрыд, и Еве приходится утирать ему лицо полотенцем. Он облизывает губы, щурит глаза, стискивает зубы. Но челюсть у него дрожит, и он должен рыдать и рыдать, так что дежурная сестра, услышав что-то из коридора, стучится в палату и просит Еву лучше уйти, так как свидание, по-видимому, слишком волнует больного.
А на следующий день он совершенно спокоен и встречает Еву улыбкой. Две недели спустя за ним приезжают. Он снова в Берлине. Он снова дышит Берлином. При виде домов Эльзассерштрассе у него что-то подступает к горлу, но до рыданий дело не доходит. Он вспоминает то воскресенье с Цилли, колокольный звон, колокольный звон, вот здесь я живу, здесь меня что-то ждет, и здесь у меня есть какое-то дело, и что-то должно произойти. Это Франц Биберкопф знает совершенно точно и не шевелится и спокойно дает вынести себя из автомобиля.
Надо что-то сделать, что-то произойдет, я с места не сойду, я – Франц Биберкопф. Итак, его вносят в дом, в квартиру его друга Герберта
