Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год - Кэтрин Л. Мур

– Спасибо, доктор Кори. Я буду рада стать вашей женой.

Вот и все. Где-то в самой глубине его разума душераздирающее отчаяние взорвалось долгим пронзительным криком потерянной веры, когда хорошенькая Сью, его любимая дочь, канула в небытие, из которого она уже никогда не вернется. Праздный зеленый Эдем исчез навсегда. Этой прелестной белокурой девушки, сидящей на коленях посреди поляны, поросшей миртом, никогда не было – никогда не будет.

В другом окне в последней невыносимой вспышке он увидел Билли, который взирал на него неверящим взглядом. А позади любимого сына, которого он предал, Билл увидел лицо лидера, искаженное гримасой злобы. Когда будущее, которого никогда не будет, в последний раз мелькнуло в кубе, Билл увидел взрыв раскаленной добела жестокости, которую источало пушечное дуло. Жар и жестокость, прожигающие насквозь. Дошли бы они до него, смогли бы ему навредить? Этого он никогда не узнает, потому что прошел еще один миг, и исчезающий мир накрыла безмолвная, всепоглощающая волна пустоты.

Там, где секунду назад простирался такой живой и настоящий мир, теперь смотрели на комнату лиловые глаза Марты. А в кубе напротив нее улыбалась своей неизменной беззаботной улыбкой хорошенькая Салли. Фотографии были порталами в будущее, но эти порталы закрылись. Будущее теперь уже точно не будет таким. В Космическом Разуме, в великом плане Вселенной две наполовину сформированные идеи погасли, словно пламя сгоревшей свечи.

Билл глубоко потрясенно вздохнул и повернулся к стоящей в дверях девушке с серыми глазами. Он смотрел на нее, а в голове проплывали разные неопределенные мысли: «Теперь я знаю то, о чем раньше можно было лишь догадываться: мы все – часть плана Вселенной. Есть множество вариантов будущего. Я не могу увидеть их все, но думаю… верю, что наше будет самым лучшим. Она не позволит мне бросить наше исследование, но и не станет торопить меня, чтобы я обнародовал его недоделанным. Может, вместе с ней мы сможем избавиться от того, что лишает эмбрионы инициативности. А там уж… кто знает?

Кто знает, почему все случилось именно так? У всего этого была причина, но я никогда ее не пойму. Знаю только, что вариантов будущего бесконечно много, и я не потерял ни Билли, ни Сью. Я бы этого не сделал, не будучи уверенным в правильности своих действий. Я не мог их потерять, ведь они – это и есть я, все лучшее, что есть во мне. Может, я, настоящий я, на самом деле никогда не умру. Пока эти воплощения всего лучшего во мне, какую бы форму они ни принимали, не определят великое предназначение человечества в каком-то далеком будущем, которого я не увижу. У всего этого была причина. И, может, однажды… я ее пойму».

Но вслух он не сказал ничего. Он протянул руку женщине у порога и уверенно улыбнулся, глядя в ее спокойные серые глаза.

Айзек Азимов (1920–1992). Маятник

Перевод Арюны Доржихандаевой

Astounding Science Fiction, июль

«Маятник» – не первый мой изданный рассказ. Он был третьим. Первые два текста не в счет, ведь они не публиковались на страницах Astounding Science Fiction. Это был первый рассказ, который купил у меня Джон Кэмпбелл, и так я стал самым юным членом «команды» писателей, которых он собрал вокруг себя.

Хотя после пришли совсем молодые литераторы, не думаю, что когда-либо в своей карьере Джон встречал новичка настолько наивного и настолько не от мира сего, каким был я. Полагаю, это забавляло его, и ему было приятно иметь возможность воспитать юного писателя. Во всяком случае, я всегда считал себя его любимчиком: он тратил на меня больше времени и сил, чем на кого-либо еще. Хочется верить, что это до сих пор заметно.

Я всегда гордился тем, что мой первый рассказ был напечатан в том самом выпуске Astounding, с которого начался золотой век научной фантастики, хотя ясно, что никакой связи здесь нет. На самом деле я сомневаюсь, что кто-то заметил мерцание моего рассказа в блеске «Черного хищника» Ван Вогта, открывавшего выпуск. А.А.

Когда я вошел в офис, Джон Харман сидел за столом в глубокой задумчивости. Наблюдать за тем, как он, подперев голову рукой, хмуро смотрит в окно на Гудзон, стало привычным делом. Даже слишком привычным. Казалось несправедливым, что Харман, похожий на энергичного маленького петуха, день за днем изводил себя, а ведь ему по праву полагались похвала и восхищение всего мира.

Я плюхнулся в кресло.

– Босс, видели передовицу в сегодняшнем «Кларионе»?

Он поднял на меня усталые воспаленные глаза.

– Нет, не видел. Что пишут? Снова насылают на меня божью кару? – спросил он с горьким сарказмом.

– Теперь им и этого мало, босс. Вот, послушайте:

«Завтра – день, когда Джон Харман попытается осквернить небеса. Вопреки мировому правопорядку и морали завтра этот человек собирается бросить вызов Богу. Разве может смертный всюду следовать лишь за своими амбициями и желаниями? Есть вещи, в которых человеку навсегда отказано, и стремление к звездам – одна из них. Подобно Еве, Джон Харман жаждет вкусить запретный плод. Подобно Еве, он будет страдать и понесет заслуженное наказание.

Однако порицания недостаточно. Если мы позволим ему избежать божьей кары, этот грех останется на совести не только Хармана, но и всего человечества. Позволив ему осуществить свой коварный замысел, мы станем соучастниками преступления, и кара божья обрушится на всех нас. Поэтому завтра необходимо помешать Харману взлететь на его так называемом космическом корабле. Бездействие власти приведет к насилию. Если корабль не конфискуют, а Харман останется на свободе, то вполне возможно, что разъяренным гражданам придется взять дело в свои руки…»

Вскочив, Харман в порыве ярости вырвал газету из моих рук и швырнул ее в угол комнаты.

– Ты только посмотри! Да это же прямой призыв к самосуду! – взревел он.

Он кинул мне пять или шесть конвертов. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это.

– Снова угрозы? – спросил я.

– Они самые. Пришлось в очередной раз запросить усиление полицейского патруля у офиса и мотоциклистское сопровождение на завтра, когда мы отправимся к полигону. – Он взволнованно ходил взад-вперед по комнате. – Я не знаю, что делать, Клиффорд. Я работал над «Прометеем» почти десять лет. Я вкалывал, потратил уйму денег, отказался от всех радостей жизни, и ради чего? Ради того, чтобы кучка религиозных фанатиков натравила на меня общественность? Чтобы моя жизнь висела на волоске?

– Вы опередили свое время, босс. – Я пожал плечами.

Мой безразличный вид разозлил его, и он в ярости на меня накинулся:

– В каком смысле? На дворе тысяча девятьсот семьдесят третий год! Человечество готово к космическим путешествиям уже полвека. Пятьдесят лет назад люди только мечтали о дне, когда человек освободится от земных оков и покорит глубины космоса.