Походы Стефана Батория на Русь. 1580-1582 гг. Осада Пскова - Сергей Николаевич Бирюк

так что, как он утверждал, из-за этого между ним и венграми не будет никаких разногласий.

В целом, однако, новоиспеченному гетману короны удалось выйти победителем из ожесточенных схваток за прерогативы и даже смягчить конфликт со Зборовскими, с которыми у него сложились корректные отношения (особенно с Яном). Однако, несмотря на это, король с облегчением воспринял известие об отъезде Яна Зборовского из Пскова, опасаясь, видимо, более острых будущих конфликтов.

Отдельной проблемой были отношения с литовцами, в первую очередь с гетманом Виленского воеводства Николаем Радзивиллом, который ревниво смотрел на возвышение Замойского. В то же время отношения между польскими и литовскими солдатами были чреваты острыми конфликтами. В конце концов, вероятно под влиянием сенаторов, в литовском лагере стали все чаще язвить в адрес коронного гетмана, обвиняя его в плохом руководстве осадой и слишком жестоком обращении с народом. Кульминацией этого стало распространение памфлета:

   Негодяй стал паном, дьячок – настоятелем,

   Школьник засел судить, сорви-голова – управлять,

   А дьячок – командовать,

   Господи, буди с нами.

Оповещенный об этом, Замойский «долго рассуждал» и, наконец, поручил Мацею Беху (судье польской нации и одновременно секретарю коронной канцелярии) «ответить на это Литве… in cum sensum… что каждый литовец сволочь и вор». Пиотровский, скептически оценив исход всего этого действа, тут же добавил от себя: «Не знаю, что напишет Бех; он мне откровенно признался: «Черт знает, как писать: ведь я не стихотворец».

Все решения по поводу осады принимались в период с конца августа до конца декабря 1581 года королем, который либо проводил конфиденциальные совещания между несколькими людьми, либо созвал военные советы, на которых присутствовали сенаторы и высшие военачальники (из иностранцев: Фаренсбах, Вейхер, Бутлер, Бальтазар Баторий). На совете проводилось голосование по поднятым вопросам, причем последнее слово оставалось за королем. В исключительно критические моменты к участию вызывались все ротмистры. В рассматриваемый период состоялось несколько заседаний расширенного совета, посвященных вопросу о продолжении осады, несмотря на плохую подготовку армии к суровой зиме и отсутствие денег для немедленной выплаты невыплаченного жалованья.

После отъезда короля Замойский избрал конфиденциальный военный совет, в который вошли наиболее опытные командиры («qui aetate ordine, ac usu rei militaris ceteros antecedebant»), а именно:

1) Станислав Тарновский, кастелян Радомский, командир переднего полка главных сил во время марша на Псков;

2) Стефан Грудзинский, кастелян Накельский;

3) Эрнест Вейхер, дворянин из Западной Померании, участник Ливонской войны под командованием Сигизмунда Августа, командующий немецкой пехотой при осаде Гданьска, участник всех московских экспедиций Батория, ныне тактический командир польской артиллерии;

4) Марцин Казановский, кавалерийский ротмистр польской кавалерии («ex Veteranorum Equitatibus»), участник осады Гданьска и всех московских экспедиций;

5) Ян Лесневольский, ротмистр польской кавалерии, как указано выше;

6) Зигмунт Рожен, также ротмистр польской ветеранской кавалерии (но только с начала 1578 г.).

В исключительных случаях он также созвал расширенный совет с участием ротмистров. Это происходило и во время пребывания короля под Псковом.

Роль посредника между ротмистрами польской кавалерии и гетманом играл Станислав Пшиемский (поступил на службу в 1580 году), который пользовался доверием как короля и Замойского, так и шляхты.

Б. Военная дисциплина[580]

Специально назначенный для этого орган, о котором уже упоминалось в разделе «Воинские уставы», а затем в списке вспомогательных служб (ротмистры и представители от отдельных народов вместе с провиантмейстером как исполнительным органом и великими гетманами), следил за особым поддержанием дисциплины в лагере. Следует сразу оговориться, что эта задача была относительно легкой при регулярной выплате жалованья, иначе солдат, считавший войну профессией, за которую ему должны платить, чувствовал себя освобожденным от обязательств и мог бросить службу, независимо от осознания, что наносит ущерб жизненным интересам нанимателя. На практике этого неписаного закона так строго придерживались только иностранные войска, поэтому старались выплачивать им жалованье регулярно. Более благоприятно, с точки зрения интересов командования и государства, обстояло дело с национальным воином, в отношении которого можно было использовать и другие аргументы (не только денежные). Кроме того, существовал еще один фактор, который мог послужить тормозом для произвольного массового дезертирства, – ухудшение боевой обстановки, грозившее неминуемой гибелью для самих дезертиров и дававшее надежду на спасение только при условии поддержания абсолютной дисциплины. В обсуждаемой ситуации этот последний момент не состоялся, поскольку организованное отступление, единственное, которого требовали воины в критические моменты, не влекло за собой каких-либо немедленных катастрофических последствий.

Финансовые трудности, существовавшие с самого начала, поставили короля и гетманов в критическое положение. Наиболее остро оно начало проявляться в октябре, т. е. в тот момент, когда продолжавшаяся осада не давала никаких перспектив на немедленный успех, а наступившая суровая зима застала армию не подготовленной к такому развитию событий. Это вызвало резкий протест со стороны воинов, у которых, ко всему прочему, увеличивалась задолженность по жалованью. Последние переговоры длились с 4 по 23 ноября и завершилась успешно для короля, который в аргументации необходимости пребывания под Псковом ссылался на интересы Речи Посполитой перед армией, обещал приложить личные усилия для выплаты жалованья и высылки как можно скорее тулупов, и дал армии первенство по вакансиям и другим наградам и, наконец, гарантировал выплату всей задолженности своими владениями. Решающим моментом стал совет короля и ротмистров 7 ноября. Именно тогда старшие командиры и ротмистры, следуя вдохновляющему примеру Яна Зборовского, взяли на себя обязательство выплатить жалованье наиболее нуждающимся своим подчиненным из своих частных средств (в виде кредита).

Переговоры были окончательно завершены «Облигацией солдатской» от 22 ноября 1581 года, в которой король получил от армии согласие подождать до следующего сейма с выплатой задолженности, под гарантию своих поместий.

Такое решение вопроса было возможно только при наличии национальной армии, крепко связанной с судьбой государства. К счастью для Речи Посполитой, она составляла подавляющее большинство всех сил. С иностранными войсками поступили так: немецкую пехоту уволили, когда уже не было шансов на регулярную выплату жалованья, а оставшимся венграм попытались его обеспечить.

Совсем иначе обстояло дело с литовцами, поскольку основную массу войск здесь составляли частные почты магнатов и ополчение, которые поначалу держались с определенной дисциплиной, но затянувшаяся война заставила их опасаться слишком больших расходов и опасностей. Не могло быть и речи о длительной службе этих войск. Вместо них согласились остаться нанятые Литвой наемные роты, под командованием Кшиштофа Радзивилла.

Что касается результатов деятельности Замойского по поддержанию повседневной дисциплины в армии, то здесь ему следует отдать должное. Упомянутая Гейденштейном образцовая дисциплина, царившая в армии, особенно после ухода литовцев, действительно имела место. Неповиновение и проступки Замойский карал сурово и независимо от должности виновного. Самым распространенным наказанием за