Походы Стефана Батория на Русь. 1580-1582 гг. Осада Пскова - Сергей Николаевич Бирюк

Гейденштейну: «С нашей стороны также погибло несколько человек в этой стычке, так как при занятии неприятелями долины невозможно было другим прийти на помощь окруженным. Взят был в плен знатный всадник Пентковский (Pientkovius) и уведен неприятелями. Оринский (Orinscius), долго храбро сопротивлявшийся неприятелям, также погиб, пораженный с более высокого места, пулею в плечо и грудь. Петр Грудзенский (Petrus Grudsenscius) был убит выстрелом со стены из пушки большего размера в то самое время, когда уже открыл себе дорогу мечом сквозь неприятелей и почти добрался было до безопасного места у наших и почти до самого лагеря. Из венгерских всадников пал Франциск Кобор (Franciscus Kobor) и Барраб Балог (Barrabus Balog), мужи храбрые»[557]. Потери русских войск составили около 300 убитых, более 60 пленных и очень много раненых[558].

В «Повести…», к сожалению, не приводится информация о потерях гарнизона в ходе этой вылазки. Зато сообщается, что русские воины «более восьмидесяти почтенных и прославленных, знаменитых панов убили и много важных языков в город привели»[559].

В письме послам от 7 января Замойский сообщает о гибели стрелецкого головы Мясоедова: будучи сбит с коня венгром Тури Ференсом, он обратился к тому, сказав, что он Федор Мясоедов и просил не добивать его; венгр, не знавший польского, убил его. Замойский вечером 4 января приказал отыскать утром труп Мясоедова, по словам очевидцев, находившийся у шанцев, недалеко от стен[560].

Федор Мясоедов не погиб в ходе этой вылазки, так как, согласно Гейденштейну, 18 января защитники Пскова «послали к Замойскому Федора Мясоедова и многих других просить его по заключении мира увести наконец свои войска и тем освободить город от осады»[561].

Вскоре стало ясно, что вылазка псковичей 4 января 1584 года была последним крупным столкновением у Пскова. Днем 5 января защитники начали забирать тела, находившиеся ближе к стенам, но, завидев подъезжающих польских всадников, укрылись в городе. В течение двух последующих ночей Замойский пытался устроить ловушку для тех, которые вышли бы собирать тела своих павших. Однако защитники города опасались ловушки, и никто не захотел исполнить свой христианский долг, даже когда гетман отказался от уловки и заверил их, что не будет нападать на сборщиков тел. Бывшие на стенах восхвалили «благочестие и христианский образ мыслей» гетмана, попросив его вернуться на следующий день в полдень для улаживания этого мероприятия.

Гетман направил на переговоры своего родственника Жолкевского в сопровождении конюшего Завиши и многих знатных юношей. Находившийся на стене перебежчик узнал Жолкевского и сообщил защитникам, что тот находится в близком родстве с Замойским и знает многие тайны, так как гетман пользовался его услугами при докладе Баторию ответственных дел. Как пишет Гейденштейн: «Москвитяне под влиянием этого, переменив свое намерение и отдав предпочтение представлявшейся в настоящее время выгоде перед долгом благочестия к мертвым, стали тянуть на словах дело, а между тем тайно расставили на стене много больших пищалей и около 500 пищальников. Жолкевский, замечая, что под разными предлогами тянется дело, стал уговаривать их наконец объясниться; тогда один из пищальников, прицелившись из пищали в Завишу и выстрелив в него, дал промах вследствие крепости орудия, а в это время разом выпалили и другие из всех пищалей. Жолкевский и бывшие с ним, повернув коней, быстро ускакали; неприятели тотчас пустились за ними и преследовали их выстрелами из других пищалей со стен, и чем дальше те уходили, тем из больших орудий в них стреляли. Несмотря на это, наши благополучно вернулись в лагерь ко всеобщему изумлению, что избежали столь сильного дождя пуль»[562].

Ян Остромецкий предложил Замойскому отомстить русским за их коварство – убив с помощью взрывного устройства воеводу Шуйского. Замойский отпустил Остромецкого, не дав ему ни разрешения, ни запрещения употребить взрывное устройство. Ночью 9 января Остромецкий отправил в крепость пленного Иоанна Миллера с ларцом – «подарком» для воеводы[563].

Согласно «Повести…», ларец сопровождался грамотой, в которой говорилось, что в нем находится казна королевского дворянина Гансумеллера, который хочет перейти на сторону царя. Гансумеллер предлагал Ивану Шуйскому осмотреть казну лично. Прочитав грамоту, Иван Шуйский, «…посоветовавшись со своими товарищами, почувствовав, что ларец тот с обманом, повелел найти таких мастеров, которые ларцы отпирают, и отнести ларец подальше от воеводской съезжей избы своей, и отпереть его со всей осторожностью. Когда мастер открыл тот ларец, то увидел, что он дополна наполнен: двадцать четыре заряженных самопала смотрели на все четыре стороны, поверх их было насыпано с пуд пороха, взведенные же замки самопалов были соединены ремнем с запором ларца, стоило только дотронуться до него, как спускались курки взведенных самопалов, высекая огонь, поджигая порох»[564].

Покушение на Ивана Шуйского не удалось. С другой стороны, через два часа после того, как Миллер вошел в город, над домом, где обычно собирались бояре, показался огонь и на стенах стали чаще появляться караулы и было замечено смятение. Вскоре из города было выброшено письмо от Шуйского, где воевода укорял Замойского за желание тайно убить его. Гетман ответил, что Шуйский за свое вероломство заслужил это, но он не думает мстить ему иначе как своей рукой, и вызвал его на поединок. 10 января Замойский подъехал к городским стенам, но русские, появившиеся было у ворот, скрылись в крепости[565].

Перемирие

Тем временем переговоры о перемирии, проходящие с 13 декабря 1581 года в Киверовой Горке, в десятке километров от Яма Запольского, вступили в решающую фазу, но начало их было непростым. Принципиальным условием начала переговоров был полный отказ царя от Ливонии. Кроме того, Баторий хотел сохранить за собой Велиж, Себеж, Великие Луки, а при благоприятных условиях также Невель и Заволочье. Остальные русские крепости, захваченные польской армией в ходе походов 1579–1581 годов, должны были быть возвращены[566].

Решение добиваться мира с Речью Посполитой, даже ценой тяжелых уступок, было принято в Старице 22 октября, после получения известий о взятии Нарвы шведами. Именно тогда Боярская дума приговорила «по конечной неволе» «ливонские бы городы, которые за государем, королю поступитися… а помиряся б с литовским с Стефаном королем, стать на свейского». Таким образом, в Москве готовы были отказаться от всех ливонских замков, чтобы получить возможность вернуть себе утраченный порт на Балтике[567]. Польскую делегацию возглавлял князь Януш Збаражский, московскую – князь Дмитрий Елецкий. Первое ожесточенные споры произошли уже 14 декабря, когда поляки, помимо возвращения Ливонии, потребовали выплаты военных репараций и включения в договор шведского короля. Как