Родник Олафа - Олег Николаевич Ермаков

– Эй, Шишло, – послышался оклик сверху. – Мрежу-то не опущай, оны в нее и уловяцца!

Хорт выпустил куст и начал грести. Мальчик тоже. Дед Мухояр сидел в лодке, глядел уже только одним глазом, другой совсем заплыл, закрылся. Хорт правил к лодке. Шишло его ждал. А парень веслом подгребал, чтобы не сносило, а потом погнал лодку к берегу, та ткнулась в песок носом.

А однодеревка Чубарого прижалась бортом к той лодке. Хорт вытянул длань и велел своим гласом, как бы пущенным в рог берестяный:

– Шапку дай.

Шишло опешил.

– Чиво?.. – Он оглянулся на тот берег, ища поддержки у своего товарища Ягныша.

Но Ягныш безмолствовал.

– Не по тобе шапка-то, – сказал Хорт и вдруг встал, нагнулся и сорвал рыжую шапку с головы Шишло, тот и не успел уклониться.

– А! Нет!.. Но погляди-ко!.. Ах ты!.. – Шишло подыскивал ругательство, но ничего на ум не шло.

И он вращал светлыми глазами.

– То шапка русальца, – молвил Хорт, отдавая ее деду Мухояру, но тот не стал ее надевать сразу, а принялся полоскать в реке.

Хорт выгребал против течения, подмяв мрежу. Шишло душили ругательства, но ни одного вымолвить он не мог, даже рванул рубаху, пытаясь освободиться от чего-то, какого-то морока, какой-то тяжести.

Мальчик тоже греб и поглядывал через плечо, что там поделывают рыбари. А они все оставались на своих местах: Шишло с парнем в лодке у берега, остальные на другом берегу. И все молча глядели на уплывающих.

– Слухай, мил человече! – уже издали закричал красноликий старик. – А ты не с Немыкарей сам?.. Не с Арефина кудесник-от?

Хорт не отвечал, греб равномерно и греб. А мальчик и не подивился прошанию того старика с опаленным солнцем лицом. И до Вержавска докатился слух об этом человеке… не человеке… Он зыркнул через плечо на Хорта. Дед Мухояр Улей все полоскал шапку, хмурил седые брови. Плескалась вода у боков однодеревки, где-то уже настраивались журавлиные гусли.

И мальчик даже голову задрал и посмотрел вверх, не видать ли там зрячие персты того гусляра Ермилы? Ермилы Луча с озера Ельши?

Ведь токмо в былине кудесы те и ладны. В былине-забобоне.

6

И река уводила их дальше, выше в лугах, и дубравах, и борах. Весей по берегам уже не попадалось совсем. Дикие берега тянулись, нехоженые. Только птицы большие в травах расхаживали да в водах плавали, цапли, журавли, гуси. В вышине кружили черно-бурые беркуты, иногда они кувыркались в воздухе, сверкая золотыми затылками. То и дело люди в однодеревке вспугивали косуль и оленей, а то и застигали переплывающего через Днепр лося. Мухояр говорил, как и Спиридон когда-то на Гобзе, что лося бы надо добыть, но и сам себе отвечал, что куда такую гору мяса? Из оружия в однодеревке у Хорта было копье, были лук и стрелы, ну еще и топор, конечно, нож. Рыбу им есть уже надоело, и печеную в глине, и вареную с крапивой и крупой. Мухояр предлагал поохотиться на диких коз. Однажды он сказал, что снова пойдет поищет ишем[319]. И самим есть, и жертву медовую свершать. В этих местах уж борти точно ничьи, Велесовы токмо… Хорт не возражал. Спиридону не хотелось оставаться с волхвом, он боялся взгляда его серых с зелеными точками глаз, дед как будто сам об этом догадался и позвал мальчика с собой. Но сперва он смастерил снова из бересты два вместительных туеска. Взял топор Хорта, веревку, и они пошли.

Дед на луговине остановился и втянул носом маревый цветочный дух, посмотрел на Спиридона из-под верхних век. Глаз его, заплывший от удара, уже открылся, лишь слабое синее пятно еще осталось.

– Чуешь? – вопросил дед. – Тута ихняя па-а-жить…

Дальше дед вот что содеял: высмотрел пчелу, не боясь укуса, схватил ее, сунул в зад длинную травину да велел мальчику следить за ней, и сам смотрел, и быстро они по-шли за той хвостатой пчелой. И она их вела, летела среди трав и цветов, потом среди елей и берез, над муравейником, дальше над выворотнем, над сырой яминой, дальше и дальше в глубь леса. Мальчик почти бежал, глядя на нее, однажды ударился крепко о сук, продолжил путь, потирая ушибленный лоб… и потерял пчелу. Да дед ее узрел, указал толстым потрескавшимся перстом. Но на небольшой полянке среди леса они ее потеряли. Озирались. Дед глядел на деревья и вдруг направился прямиком к большой осине, осмотрел ее, стукнул обухом топора по стволу, приложился к осине здоровым ухом. Снова ударил, послушал и, оглянувшись на Спиридона, кивнул. Еще раз внимательно осмотрел ствол и наконец заметил дупло под развилкой. Увидел его и мальчик. Дед тут же достал кресало и кремень, сорвал бересту, мох и приготовил трут, начал высекать искру. Трут затлевший он вздул, наломал сухих веточек, и огонек занялся. Потом он указал на гнилушку, и мальчик выломал ее и притащил к костерку. Дед привязал к концу веревки короткий кусок дерева и закинул его с третьего раза за развилку, спустил тот кусок и взял его в руки, отвязал, себя той веревкой привязал за пояс, а свободный конец сунул в руки мальчику и велел обвернуть его вокруг ствола молодой березки, но не затягивать, а выбирать слабину, и все. После того он скинул лапти, размотал онучи, сунул топор за пояс, взял чадящую гнилушку и полез на осину.

– Слабину-то… ага!.. – напомнил он.

И мальчик старательно тянул веревку. А дед лез вверх, благо старая осина была ветвистая, за те крепкие ветви он и цеплялся, на них и становился босыми толстыми корявыми ногами. К поясу у него были прицеплены туеса. И вот он уже достиг большой развилки осины, устроился на суку, отдышался. Пчелы из дупла вылетали и вились вокруг его рыжей шапки. Дед водил у бороды чадящей гнилушкой, морщился от дыма, кашлял. Потом достал топор и начал рубить, расширять дупло. Тут уже из борти вылетело целое облачко пчел. Дед крикнул, чтобы мальчик еще положил в костер гнилушек. Мальчик то и содеял. Густой дым повалил на осину, ветвясь каким-то призрачным чудным древом. Старик снова застучал топором, а потом подставил один туесок и топором же выворотил в него содержимое борти. Хватило и одного туеска. Дед велел мальчику бросить совсем веревку, выбрал ее к себе, привязал туесок и спустил ему. Мальчик схватил туесок. В лицо ему пахнуло медовым духом. Да тут же и пчела в руку жахнула. Мальчик вскрикнул. Дед смотрел на него сверху.

– В дымину подь, – сказал он.

И мальчик быстрее вернулся к густо дымящему костру, расчесывая укус. Да все же еще две пчелы успели вогнать в него свои жала,