Генри VII - Милла Коскинен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Йорке же, олдермен Томас Рангвош, открыл 15 мая ворота города, и впустил изрядно разросшуюся делегацию из Кливленда в город. Надо сказать, что масштаб йоркширского инцидента мог бы быть больше, если бы убивших графа Нортумберленда не потрепал Томас Говард, граф Суррей, выпущенный, наконец, из Тауэра. Собственно, ему в процессе удалось даже разогнать часть кливлендцев, а Чемберса, их предводителя, повесить. Но знамя восстания подхватил сэр Джон Эгремонт, незаконнорожденный внук 2-го графа Нортумберленда — эти две ветви рода Перси находились в контрах довольно давно. Судя по всему, все полагали, что поскольку внимание Генри VII занято Бретанью и Францией, для севера сил у него не найдется — и ошиблись, причем ошиблись по-крупному.
Как только Эгремонт это понял, он бросил всё и бежал в Бургундию. На восставших обрушились, кроме Стэнли, де Вера и Говарда, ещё с десяток пэров со своими войсками. В общем и целом, бунтующих было не так мало — около 5 000 человек. Но когда они шарахнулись от королевских сил к Ричмонду, армия стала таять, и, в результате, оставшихся 1500 человек король помиловал и распустил по домам. А лордом-лейтенантом севера стал Томас Говард, основавшийся в Шериф Хаттоне, и продолживший работу северного совета там, где её оставил Ричард III. После этого север пока что сосуществовал с новым королем без эксцессов, хотя и без любви.
Естественно, если бы в это неприязненное равновесие сунулась направляемая Францией Шотландия, ситуация снова легко смогла бы качнуться к противостоянию, в Лондоне на этот счет не питали ни малейших иллюзий. Шён Каннингем, один из биографов Генри VII, даже пишет, что весной 1491 года Скряга планировал похищение шотландского короля Джеймса IV и его брата, герцога Росса, во время парламентской сессии. От плана, впрочем, вскоре отказались, и Генри VII предпочёл оказать помощь Арчибальду Дугласу, графу Ангусу, чтобы тот занял короля Джеймса его домашними делами. Это было сделано с некоторым успехом, хотя конечного результата (невмешательства Шотландии в историю с Ричардом Английским) Генри VII не добился. Даже осадить Францию, чтобы та прекратила вмешиваться в английскую политику, он не мог.
Так вышло, что 1491 год в европейской политике был более чем бурным. Анна Бретонская, собственно, формально была защищена — она была на тот момент не только герцогиней Бретонской, но и супругой императора Священной Римской Империи — того самого Максимилиана, который был мужем падчерицы герцогини Бургундской. Брак был заключён по прокси, по доверенности, 19 декабря 1490 года. Но император сидел в Венгрии, где у него образовались срочные дела. Таким образом, брак остался неконсуммированным, что впоследствии и послужило причиной для его аннуляции, а в данный момент сводило на нет все политические выгоды от этого союза.
Второй противник Франции, Фердинанд Арагонский, в 1491 году был со своей Изабеллой сильно заняты изгнанием мусульман из Гренады. В довершение ко всему, Генри VII не мог отправиться воевать с Францией, пока этот поход не был утверждён парламентом. Парламент собрался в октябре 1491 года, и был весьма воинственным, но дома короля держали и коммуникационные задачи переброски большого контингента войск со всей амуницией на континент, и… брожения в Ирландии, куда так кстати причалил загадочный молодой человек в роскошных одеждах, Ричард Английский.
Так что Анна Бретонская осталась один на один со всей французской армией, плотно и безнадёжно осаждённая в Ренне. Конечно, в Бретани было довольно большое число английских лучников изначально, об этом-то все заинтересованные стороны озаботились давно, но такую войну не могли выиграть и они.
В результате, герцогиня Анна была вынуждена принять единственное решение, не предполагавшее изнуряющей войны за герцогство — она согласилась стать женой и королевой Шарля VIII. И, почти ровно через год после свадьбы с Максимилианом, 6 декабря 1491 года, Анна Бретонская стала женой французского короля. Её короновали в Сен-Дени, на неделю раньше, чем из Рима пришло папское «добро» на брак в принципе. Король Франции точно знал, что купить можно даже Святейший Престол.
Собственно, для Анны всё могло обернуться и хуже. Или лучше — кто знает. Оба её мужа перестарками не были, и короны обоих сверкали ярко. В конце концов, Максимилиана она выбрала, просто пытаясь повторить ход Мэри Бургундской, так что вряд ли она была по-настоящему привязана к несостоявшемуся мужу. Но и к состоявшемуся она привязанности не испытывала: брачный договор с королем Шарлем включал пункт, обязывающий Анну перейти в качестве жены к следующему королю Франции, если от брака с Шарлем у них не останется выжившего потомства в случае преждевременной смерти короля. То есть, Анна Бретонская чувствовала себя в семейной жизни эдаким переходящим призом, который в любой момент могут переложить из одной супружеской постели в другую. Так и случилось. Необычная судьба этой девушки сделала её дважды королевой Франции, но значение для неё имела только Бретань.
Больше всего в этой истории пострадала гордость императора Максимилиана, у которого нагло увели жену. Что самое унизительное, жену увёл жених его дочери Маргарет. Но сама Маргарет, наверное, впоследствии часто благословляла тот день, когда её жених обвенчался с другой. Во-первых, самой ей было тогда всего 11 лет, а во-вторых, будущее приготовило ей карьеру самостоятельного губернатора Нидерландов от имени племянника, и огромное влияние на политику всей Европы.
Перкин Варбек [117]
1
Император Максимилиан называл его «мальчиком» (ains Jungen knaben), Генри VII — «ребёнком» (the Child), Эдвард Халл и лорд Бэкон — «куклой» (a doll), Фабиан — «несчастным пострелёнком/бесёнком» (unhappy Imp), а официальный воспеватель царствования первого Тюдора, слепой Бернар Анрэ — «бабочкой» (papilione). Тем не менее, все эти описания мало подходят к женатому молодому человеку за 20, трижды вторгавшемуся в пределы Англии и действительно чуть было не скинувшему Генри VII с захваченного им трона, и говорят не столько о предмете описания, сколько о целях, с которыми описание было сделано.
Все
