Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

«зрелой потребительской культурой» последних лет существования Советского Союза[875]. Чистый доход в центральных городах продолжал расти, и успехи социализма все больше зависели от повышения уровня жизни, основанного на потреблении[876]. Дефицит продуктов в московских продуктовых магазинах в конце 1970-х и в 1980-е гг. был главным предметом жалоб граждан, что вызывало беспокойство у власти[877]. Из Моссовета регулярно поступали призывы к ЦК партии других союзных республик о поставке дефицитных товаров – один из них в 1976 г. требовал от Кыргызстана немедленно отправить в столицу лук[878]. После назначения Юрия Андропова КГБ начал массовую операцию против Московской плодоовощной конторы. Расследование показало, что почти половина товаров, доставленных в московский аэропорт Шереметьево, так и не поступила в продуктовые магазины[879]. Функционеры коммунистической партии перенаправляли поставки продовольствия на организацию собственных приемов и оставляли продукты для личного пользования, а некоторые продукты отправлялись на колхозные рынки, где их можно было перепродать в два-три раза дороже, чем в государственных магазинах[880]. Коррупция и другие формы недееспособности государства высветили переплетение формальной и неформальной экономики в СССР, когда люди, товары и деньги циркулировали так, чтобы заполнить бреши в государственном производстве и политике распределения товаров.

Сельские регионы в России, а также южные окраины СССР столкнулись с растущим дефицитом основных потребительских товаров на рубеже 1980-х гг., но без компенсирующих рынков и неофициальной торговли в центре[881]. Для наших четырех мигрантов надежда или предвкушение возможности пожинать плоды советской пространственной асимметрии сдерживались чувством разочарования из-за невозможности достичь дома их основных целей: обеспечить здоровье и благополучие семьи, получить хорошее образование. Эмоции и трезвые практические расчеты начали работать заодно, когда все четверо работали над адаптацией к значительным культурным и географическим расстояниям.

Адаптация

Каждый из четверых мигрантов, несмотря на то что они представили свои поездки в Москву как истории успеха, старался подчеркнуть первоначальные трудности при вступлении в торговую жизнь. Эльнур Асадов, единственный из четверки со знанием русского языка и налаженной сетью, все же признавал свою маргинализацию в качестве представителя этнического меньшинства, неофициального резидента и участника неформальной экономики[882]. По прибытии торговцы из Средней Азии присоединялись к разным типам этнических сетей, получая доступ к «многоуровневым социальным отношениям», которые облегчали перемещение между домом и местом назначения[883]. В дополнение к той роли, которую связи играли для мигрантов, о чем уже говорилось в предыдущих главах, подобные связи двигали экономические отношения, а также выступали в качестве посредников для получения государственных услуг. Истории Айтматовой, Калиловой, Хайдарова и Асадова раскрывают случайный характер этих сетей, основанных на индивидуальной инициативе и личных отношениях. Каждому торговцу необходимо было найти для себя искусный баланс между поддержкой и ограничениями, прибылью и убытком, достигаемый за счет соответствующих связей на процветающем, но нестабильном потребительском рынке. Суровые условия неформальной экономики сулили определенные опасности, но также и перспективы для приехавших издалека торговцев.

Новые связи помогли Айжамал Айтматовой и Мээрим Калиловой поселиться в обширной сети московских общежитий. Муж бывшей одноклассницы Айтматовой, Талант, работавший на кухне московского ресторана, предложил ей койку в комнате, которую делил с кыргызской парой. Ей было трудно приспособиться к тому, что четыре человека живут в одной комнате, с одной кухней и ванной на каждые десять комнат, поскольку «кыргызы привыкли <…> к бескрайним просторам»[884]. Калилова была рада возможности жить вместе с другими студентами, которые следовали ее собственной, хотя и отложенной на неопределенный срок, мечте. Оба их покровителя предоставили им временные (лимитные) прописки, подключив школьные или рабочие связи, даже несмотря на то, что у Айтматовой и Калиловой не было официальной работы, необходимой для регистрации[885]. Калилова вспоминала, что в общежитии время от времени милиция проводила проверки паспортов, но документы с серого рынка скрывали ее неофициальный статус.

Хайдаров и Асадов снимали частные квартиры, не считаясь с необходимостью получения регистрации по месту жительства. Пожилая русская женщина, заботящаяся о своих родителях, предоставила Хайдарову комнату с полным пансионом и, что немаловажно для узбекского мигранта, дала ему ощущение семейной жизни. Торговая сеть Асадова арендовала ряд квартир в Москве. В каждом проживало по четыре-пять азербайджанцев, которые не только работали, но и жили вместе. Новоприбывшие, по словам Асадова, с благодарностью прислушивались к советам и помощи более опытных коллег и с удовольствием совместно отмечали национальные праздники. Однако такая близость вскоре стала удушающей. Торговцы, всегда ориентировавшиеся на выгоду, стремились улучшить жилищные условия, встречаясь с русскими женщинами и в итоге переезжая к ним жить без арендной платы[886]. Нестабильность и неофициальный характер жилищных условий осложняли их попытки интегрироваться в московское общество[887].

Асадова сразу ввели в мир торговли. Он описывал сложную сеть национального уровня, подчеркивая масштаб и важность нелегальной торговли для республики. Азербайджан, похоже, последовал за Грузией, где республиканские и местные власти закрывали глаза на этот аспект неформальной экономики[888]. Бакинские «старейшины» распределяли азербайджанцев из определенных регионов по соответствующим районам Москвы. Группа Асадова работала в Черемушкинском районе, на окраине города. Члены рабочей группы меняли задачи: от организации перевозки цветов самолетом, поездом или грузовиком из Азербайджана до хранения и размещения. Прибыль от продаж поступала только после выплаты кредитов сельскохозяйственным работникам и посредникам. Эта система, отметил Асадов, оказывала существенное давление на тех, кто занимается скоропортящимися товарами: «Никогда нельзя было ни передохнуть, ни сделать какой-то перерыв. Мы продавали цветы везде, где только можно: на базарах, на улицах, возле метро и автовокзалов. Нужно было уметь соображать. Задача была проста: продать как можно большее количество и как можно быстрее»[889]. Местная милиция требовала значительных взяток за то, что закрывала глаза на уличную торговлю. Асадов с горечью рассказал об этом, но отметил более широкое согласие между азербайджанскими торговцами и милицией: первые могли торговать по всему городу в обмен на мзду, если воздерживались от «преступной» деятельности[890].

Продававший цветы зимой на московских рынках или за их пределами, Асадов рассказывал, что среди всех торговцев он работал в самых тяжелых условиях. Он живо вспоминал январь в Москве: «Представляете себе, мороз – двадцать градусов. И ты должен стоять на базаре в этот мороз и торговать цветами. Там нельзя было болеть. А как это сделать – мы там в основном пили водку, чтобы согреваться и не болеть. Иначе невозможно выстоять с утра и до двенадцати часов ночи на ногах и продавать цветы»[891]. Прибыль зависела от удовлетворения спроса, который был ненасытен