Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

в той или иной степени признавали первенство советской столицы естественным. Джасур Хайдаров, выросший в колхозе под Ошем, вспоминал, как невнимательно слушал учителей, славивших Москву, и никогда не думал, что его путь заведет его так далеко. Однако он гордился тем, что в 1973 г. его пожилой отец отправился в столицу в составе кыргызской делегации, чтобы получить награду за достижения в сборе хлопка. Айжамал Айтматова, которая, как и Хайдаров, бросила школу после девятого класса, также вспоминала, что теряла интерес к разговору, когда речь заходила о Москве. В восемнадцать лет она создала семью и собиралась провести свою жизнь в совхозе на юге Кыргызстана. Эльнур Асадов и представить себе не мог, что покинет семью и дом, вернется к азербайджаноязычному образованию после русского детского сада и бросит русских друзей. Мээрим Калилова была единственной из четверых, кто внимательно слушал учителей и односельчан, приехавших из столицы. С ранних лет она мечтала учиться рядом с Красной площадью, попасть в число лучших и умнейших в Советском Союзе. Она сокрушалась о своем незнании русского языка – как и Айтматова, Калилова вспоминала своих учителей, в основном потомков бывших русских мигрантов, приехавших строить социализм и покинувших сельскую местность Средней Азии в конце 1960-х и в 1970-х гг.[865] Айтматова, со своей стороны, потеряла надежду поступить в русскоязычную среднюю школу или университет в своей родной республике, что позволило бы ей побороться за желанные квоты, отведенные ее республике в московских вузах.

Неожиданные обстоятельства или встречи в сочетании с возрожденными или новыми связями побуждают этих мигрантов к путешествию. В 1981 г. врачи в Оше обнаружили у сестры Джасура Хайдарова серьезный порок сердца. В сорок один год, обладая лишь самыми базовыми знаниями русского языка, Хайдаров отправился в Москву искать лучшую медицинскую помощь. Он вспомнил годы юности, чтобы задействовать один из главных двигателей построения сетей в СССР: Советскую армию[866]. Товарищ по призыву Василий Диденко пригласил Хайдарова в свою московскую квартиру. После того как ведущие медицинские институты города отказались принять его сестру, Диденко помогал ему ходить по больницам. Хайдаров вспоминал это время как недели агонии: во-первых, когда город встал после смерти Брежнева и никто не мог его принять; во-вторых, он встретил враждебно настроенный медицинский персонал. Он вспоминал, как ругал его один кардиолог: «Вы поступили неправильно, привезя сюда сестру. Вам понадобится много денег»; а закончил он словами: «Вы должны понять, это Москва, вам здесь не место»[867]. Хайдаров объяснил это замечание высокомерием москвичей, считая, что как советский гражданин он имеет право на медицинскую помощь в столице, хотя его юридические права как иногороднего в данном случае были неясны. В конце концов Диденко и Хайдаров нашли больницу для сестры, но Хайдаров должен был оплатить операцию, а также до- и послеоперационный уход, что потребовало от него сумму, непосильную для сборщика хлопка.

Поездка Эльнура Асадова в Москву была вызвана смертью отца. Как и Хайдаров, Асадов взял на себя ответственность за семью, особенно за больную мать. Он считал рост цен и снижение государственного найма в Баку в начале 1980-х гг. «экономическим кризисом», который лишил его возможности зарабатывать столько же, сколько его отец[868]. Друг из его родного села Шувелян рассказал ему о сети, которая продавала цветы в Москве в период зимних праздников, начиная с годовщины Великой Октябрьской революции в ноябре и до Международного женского дня в марте. Моссовет разрешил продажу цветов, а также фруктов и овощей из южных регионов с более продолжительным вегетационным периодом, чтобы улучшить настроение и самочувствие жителей и закрепить за столицей статус привилегированного центра потребления. Цветы превратились в неотъемлемый атрибут московской жизни. В 1966 г., когда возник дефицит цветов советского производства, власти ввозили иностранные цветы, чтобы не столкнуться с гневом общественности, вызванным невыполнением обязательств[869]. Цветами можно было торговать прямо на городских улицах, и продавались они в шесть – десять раз дороже, чем в Баку. Соблазн присоединиться к налаженной торговой сети и четкий план получения финансовый выгоды преодолели колебания Асадова из-за возможной поездки в российский город, и осенью 1982 г. он уехал в Москву.

Беспокойство Айжамал Айтматовой о пятерых детях и состоянии ее брака занимало ее мысли в начале 1980-х гг. Работы, помимо сезонного сбора хлопка, было мало, а стоимость одежды и других предметов первой необходимости росла[870]. Случайная встреча с бывшей одноклассницей на деревенском базаре натолкнула на мысль о Москве. Одноклассница работала в столице вместе с мужем и вернулась домой по настоянию родителей, как только забеременела. Разговор «всколыхнул» Айтматову, но презрительное отношение мужа к плану деревенской женщины, почти не владеющей русским языком, поехать в Москву быстро остудило ее пыл[871]. Через два года, когда она изо всех сил старалась подготовить детей к школе, идея вернулась. Она разыскала подругу, чей доход в Москве обеспечивал финансовую стабильность и видимое счастье. На угрозы мужа развестись и забрать детей Айтматова ответила: «Делай что хочешь, я не могу больше жить с этими ежедневными ссорами из-за денег»[872]. Она продала лошадей, которых держала ее семья, и в «худший день в ее жизни», не имея четкого представления о том, что она будет делать, помахала на прощание своим детям и села на поезд до Москвы.

Энтузиазм преобладал у Мээрим Калиловой, когда она покинула ту же деревню в 1983 г. Ее мотивы отличались от мотивов Айтматовой, история которой иллюстрирует то, что Эрин Траут Хофманн и Синтия Бакли называли «ограниченным выбором» женщин, мигрирующих с периферии в центр. Они отправляются в путь и выстраивают свою миграцию, соотносясь с семейными обстоятельствами и ориентируясь на более крупные социальные сети[873]. Калилова отправилась одна, при поддержке родителей, чтобы осуществить свою мечту о высшем образовании в столице. Она нашла друга друзей, у которого можно было обосноваться в Москве. И хотя цель Калиловой была ясна, пути к ней у нее не было. Всего через несколько дней она поняла, что ее плохое знание русского языка делает невозможным ее поступление в университет. Пристыженная Калилова отказалась вернуться домой, чтобы ее не заклеймили как неудачницу. Случайная встреча с кыргызом, учившимся в Московском политехническом институте, привела к предложению разделить комнату в общежитии и присоединиться к небольшому кругу торговцев фруктами на городских рынках.

Эти четверо потенциальных торговцев видели надежду в географической мобильности, чтобы использовать «пространственную асимметрию», характерную для современных западных обществ, а также уникальный статус второй экономики СССР[874]. Москва оставалась центром того, что Диана Кёнкер называет