Дело Белки - Александр Даган

Счастливчик не заставил себя ждать, и вскоре мы вдвоем дружно трамбовали хвою и мох, рискнувшие нарушить границы извилистой лесной тропы. Выслушав мой рассказ, про наше возвращение, про встречу с Котом и про исчезновение узбека Дима стал смотреть на меня как-то по-новому. Не понимая, что значат эти продолжительные многозначительные взгляды, которыми Счастливчик сканировал мою персону, я напрямую спросил у него, что они означают, потому что еще немного, и у меня возникнет чувство, что из человека я превратился в какую-нибудь древнюю редкость, входящую в экспозицию Пушкинского музея, а то и Эрмитажа.

– Так ты и есть редкость! – вполне искренне отозвался на мой вопрос Дмитрий.

– Здрасте, приехали! – огрызнулся я. – Редкий дурак, ты хочешь сказать?!

– Ничего подобного! Как ты не понимаешь?! Ты же принц!

– Кто?!

– Принц! В крайнем случае, рыцарь! Тут уже я в свою очередь пристально посмотрел на Дмитрия. Похоже, что Счастливчик говорил абсолютно искренне, что в принципе не спасало положения. Потому что, если он не издевался, то это означало, что от всего пережитого у парня явно съехала крыша.

– Дима, дружище, посмотри на меня, – осторожно начал я приводить своего спутника в чувство. – Какой из меня на фиг принц! Я таксист-частник, в прошлом инженер, теперь вот еще и «Знамя провала», то есть неудачник. Понимаешь?

– Понимаю, – согласился Дмитрий. – Но поцеловал-то меня именно ты!

– Ты что сдурел? – обозлился я. – С какой стати мне тебя целовать?!

– Да ладно-ладно, не кипятись. Мало ли чего во сне не бывает?!

– С тобой, может быть! – жестко, вбивая слова как гвозди, произнес я. – А со мной ничего подобного быть не могло, и не было.

– Понятно! – подвел итог Дмитрий. – Ты законченный гомофоб.

– Ну, знаешь!.. – возмутился я, хотя прекрасно понимал, что Счастливчик прав. Ничем иным, как гомофобией, мой отказ признать очевидное, объяснить было нельзя. Однако, Дмитрий, похоже, не собирался угоманиваться.

– Ну-ка, где у тебя эта «Спящая красавица»?

– Зачем тебе?

– Ну, должен же я посмотреть на веретено, которым ты меня чуть не отправил в нокаут лет на сто.

– Я не нарочно…

– Да-да. Ты это уже говорил. Так где оно? Я нехотя извлек из кармана алюминиевую гильзу с надписью «Romeo y Julieta».

Расставаться с таким мощным оружием, как «Спящая красавица» мне не улыбалось, но ткнуть ею еще кого-нибудь, а то и себя самого, было бы совсем глупо. Поэтому во время своего визита в ночной супермаркет я кроме всего прочего купил еще и толстенную дорогую сигару. Сама она так и осталась лежать в припаркованном возле Общества Жигуле. Зато ее металлическая оболочка послужила прекрасным футляром для трофейного веретена, добытого у ВЧКистов. Счастливчик аккуратно отвинтил красную крышечку и заглянул в серебристое нутро гильзы.

– Вот оно, значит, какое… – задумчиво протянул он, разглядывая спрятанное внутри острие костяного веретена.

– Какое есть! – ответил я, пожав плечами, и все еще не понимая, чем вызван неожиданный интерес Счастливчика к усыпившей его «красавице». – Ну, что насмотрелся? Я потянулся к Диме, чтобы забрать у него опасный предмет, но сделал шаг назад.

– Ладно, Лева, сейчас мы узнаем, кто из нас прав.

– В каком смысле? – насторожился я, заметив задорный и в то же время слегка сумасшедший блеск в глаза Счастливчика.

– В прямом, мой принц! – усмехнулся Дмитрий. – Надеюсь, вы не откажетесь поцеловать меня еще раз?!

– Стой! – заорал я, но было уже поздно. Дмитрий перевернул футляр из-под сигары и, протянув раскрытую ладонь, подставил ее под высунувшееся острию сонного веретена.

Похоже, свежая водичка из Реки Времени пошла мне впрок. Я ускорился, да еще как. Мир по сравнению со мной любимым остановился так резко, что я чуть не рухнул наземь, как пассажир неожиданно затормозившего автобуса. Не двигалось ничего: ни листики на деревьях, ни комары в воздухе, ни капля пота, набухшая и собравшаяся двинуться в свой путь по лбу Счастливчика. Только подлая «Спящая красавица» медленно выползала из алюминиевой трубки со скоростью межконтинентальной баллистической ракеты, показавшей свою заостренную башку из мрачной бетонной шахты. И все же, каким бы быстрым я не стал, мне не удалось остановить веретено раньше, чем оно ткнулось в руку Дмитрия. Падал Счастливчик медленно. Даже не падал, а слегка кренился набок, как человеческое подобие знаменитой Пизанской башни. Будь на то моя воля, я бы раз десять… Да что там десять?! Все сто раз успел бы подхватить его и аккуратно положить на густой мягкий мох, как раз на случай такого идиотского поступка подстеленный под окружающими нас соснами. Но нахлынувшая ярость помешала мне совершить этот человеколюбивый поступок.

– Кретин! Идиот! Придурок! – раз за разом орал я на своего спутника, который, тем временем, уже градусов на тридцать отклонился от вертикальной оси и продолжал ленивое движение к поверхности нашей родной планеты. К тому времени, когда поток моих ругательств иссяк, голове Счастливчика оставалось еще примерно полметра до столкновения с землей. Где-то тогда же я понял, что мне не избежать поцелуя с этим упрямцем, возомнившим меня кем-то вроде сказочного рыцаря в белых доспехах. А раз так, то я решил сделать так, чтобы и его падение не прошло абсолютно бесследно и безболезненно. Не дожидаясь, пока полет Счастливчика завершится и он успокоится на мягком лесном дерне, я стремительно согнулся и, поморщившись, чмокнул его в губы. Мой расчет оказался верен. Раз я сам ускорен, то и мой спасительный поцелуй, подаренный Дмитрию, оказал на него практически мгновенное действие. Иными словами, упал Счастливчик, уже окончательно проснувшись. Я к тому моменту также вышел из волшебной гипер скорости, что позволило мне в полной мере насладиться зрелищем того, как Дмитрий грохнулся на землю, охнул, скорчился, после чего сел и стал потирать многочисленные ушибленные при падении части своего тела. Опавшая хвоя, мох и прочая подножная растительность оказались достаточно толстой подушкой безопасности, чтобы Счастливчик не получил каких-либо серьезных повреждений, но, глядя на то, как он морщится, я понял, что парню все-таки неплохо досталось. Впрочем, как выяснилось, гораздо больше физических неудобств, его донимала мысль о том, что эксперимент, призванный доказать наличие у меня голубой крови, потерпел полное фиаско.

– Ничего не понимаю! – удивлялся Дмитрий, осматривая подобранное с земли веретено. – Я же, вроде, почувствовал, как оно меня укололо, и голова даже начала отключаться, а потом вдруг «бах-трах» и влетаю мордой прямо в иголки… Может, еще раз попробовать.